Звезда ведьмы - Джеймс Клеменс

Торн уловила гнев Фердайла, и он явно разжег ее собственный. В темноте ее глаза запылали ярче. Она продолжила говорить мысленно: «Что-то, что я должна была сказать прежде. Ты должен знать».

Фердайл не ответил. Гнев не давал ему говорить, а сердечная боль удерживала от того, чтобы поделиться своими сокровенными мыслями.

Торн продолжила: «Была причина, по которой я не ушла с тобой из леса». Она неожиданно отвела глаза и заговорила вслух:

— Я хотела… Я действительно хотела… но ты не оставил мне выбора.

— Я? — восклицание Фердайла привлекло внимание Мерика. Эльф оглянулся. Фердайл понизил голос:

— Я умолял тебя на коленях. Я бы сделал все что угодно, лишь бы ты была со мной. Как я мог не оставить тебе выбора?

Ярость вспыхнула в глазах Торн… и гордость.

— Ты оставил меня с ребенком.

Могвид вздрогнул от удивления; трудно сказать, была ли это его реакция или Фердайла, они оба споткнулись и схватились за стену. Фердайл выпрямился. Он взглянул Торн в глаза. «Ребенок?» — мысленно переспросил он.

Она кивнула, не отводя взгляда. Возник образ: необузданный малыш бежит сквозь деревья, его голова покрыта короной из перьев, а пушистый хвост флагом развевается за ним.

Торн заговорила вслух:

— Я назвала его Финч, зяблик. Он остался в лесу с другими детьми и немощными.

— У меня есть сын…

Фердайл был потрясен не меньше, чем Могвид.

«Сын… от союза в ту ночь, когда они были прокляты!»

Но удивление Фердайла прошло, сменившись вспышкой гнева:

— Почему ты не сказала мне?

— Я не знала… до тех пор, пока мой отец не вынес вам приговор, — она отвернулась от боли на лице Фердайла. — Затем стало слишком поздно. Вам пришлось покинуть лес. Я знала, что, если бы я рассказала тебе о ребенке, ты бы отказался уходить. Я не могла уйти с тобой… с растущим животом и ребенком, о котором вскоре пришлось бы заботиться, — она вновь посмотрела на Фердайла. В ее глазах светилось чувство стыда.

Фердайл наконец осознал ее боль.

— И ты была напугана, — пробормотал он. — Боялась за себя и своего ребенка.

— И за тебя, — добавила она шепотом. — Я знала, что ты не мог остаться, иначе ты бы превратился в волка, в дикого зверя, не помнящего о том, кто ты. Но как же это было больно — видеть, как ты уходишь, не зная о своем ребенке в моем чреве… а я не могу и слова тебе сказать.

Фердайл подошел к ней. Могвид чувствовал, как их сердца ищут друг друга. Образы порхали между ними — слишком быстро для разума, но не для сердца: в этот момент они разделяли жизнь друг друга, радости и горести. Это был величайший дар силура: общаться столь близко через мысли, воспоминания, чувства.

Могвид парил поверх этих посланий. Он не мог проникнуть так глубоко в душу своего брата. Но он продолжал ощущать их мысли — едва видный отблеск яркого пламени.

Хотя Могвид и прежде завидовал брату, но никогда это чувство не было настолько сильным, как сейчас. Он ушел от них, но не для того, чтобы дать им побыть наедине, а гонимый стыдом и безымянной болью, разъедавшей его. Он отвернулся от огня их страсти в поисках холодной тьмы забвения.

И как только стены его темницы сомкнулись вокруг него, Могвид разжег огонь внутри себя. Он знал, что есть только один верный способ спастись из этой тюрьмы. Неважно, что цена была кровавой…

«Я должен освободиться».

* * *

Елена чувствовала, что коридор заканчивается.

Каждый шаг уводил их глубже под землю, на ее уши и грудь давило, дышать становилось все труднее. Она словно опять тонула в бездонном озере, где покоился Корень мира.

Эррил иногда говорил что-нибудь, но его слова звучали приглушенно. Она словно была внутри какого-то пузыря, отрезавшего ее от внешнего мира. Она чувствовала себя отделенной от всего и вся. Даже яркий огонь факела, который нес Толчук, стал более тусклым.

Остальные, казалось, не ощущали ничего подобного. Они продолжали разговаривать, как будто ничего не происходило.

Вскоре стены прохода начали мерцать тысячами святящихся червей.

— Мы близко, — сказал Толчук, оглянувшись.

Но Елена уже знала это. Давление усилилось до такой степени, что его было невозможно терпеть. Ее глаза болели, сердце колотилось в груди, но она продолжала идти.

— Ты в порядке? — спросил Эррил. Казалось, его голос прозвучал откуда-то издалека.

Елена кивнула:

— Это из-за магии здесь. Воздух тяжелый от нее.

— Ты выглядишь бледной.

— Я в порядке. — И она была в порядке. Она не ощущала никакого зла, просто давление чего-то большего, чем она сама. Но часть ее все равно страшилась огромности этого.

Эррил сжал ее пальцы, но даже это она едва чувствовала. Ничто не могло устоять перед магией здесь… даже любовь.

Толчук шагал дальше, и наконец коридор кончился — дальше была огромная пещера. Остальные вошли в нее следом за ним. Эррил и Елена — последними.

Все взгляды устремились к дальней стене. В гулкой пещере невероятно высоко возносилась ярко сверкающая арка.

— Призрачные Врата, — сказал Толчук то, что и так было понятно.

— С таким количеством камня сердца, — пробормотал Арлекин Квэйл, — мы могли бы просто откупиться от Темного Лорда.

Елена смотрела, ощущая благоговейный трепет. Если верить Толчуку, то, что они видели, — лишь часть целого. Арка была лишь половиной кольца из камня сердца.

Магнам подошел к Арлекину:

— Если бы у Темного Лорда было столько камня сердца, я боюсь подумать, какое зло он мог бы явить миру. Можешь представить арку такого размера, превращенную в черный камень? Да рядом с ней все четверо Врат Плотины показались бы стеклянными побрякушками шлюхи!

После слов дварфа на всех лицах появилось тревожное выражение, особенно у Толчука.

Огр смотрел на Призрачные Врата. Одна когтистая рука прикрывала сумку на его бедре, словно пытаясь спрятать ее от арки из камня сердца.

— Возможно, стоит еще подумать.

— Нет, — Елена подошла в Толчуку. — Я чувствую здесь магию: кусочек черного камня не представляет угрозы для этой мощи. Потребовалось бы что-то размером с Врата Плотины, чтобы бросить вызов здешней магии.

Она увидела, как сомнение промелькнуло в глазах Толчука. Она коснулась его руки, надеясь, что он поверит ей.

Он медленно кивнул. Тревожно нахмурившись, он сделал шаг к одной из опор арки, коснулся завязок сумки и потянул их, развязывая. Он смотрел на арку и потому был последним, кто увидел то, что он высвободил.

Чернильные потоки тьмы вырвались из открытой сумки, поднявшись высоко над плечом Толчука.