Дети крови и костей - Томи Адейеми

Не понимаю, что происходит. Не знаю, что сделала. Но свет наполняет все мое существо, и все вокруг наполнено ослепительным сиянием.

Я вижу, как сотворили этот мир. Вижу рождение людей и происхождение богов. Их магия в виде сотни сверкающих радужных лучей наполняет храм. Она исходит от каждого изображенного в храме существа, от каждого сердца и каждой души, соединяя всех воедино.

Энергия обжигает мне кожу. Это одновременно экстаз и агония, восторг и боль.

Когда все исчезает, я осознаю простую истину, которая была скрыта от меня все это время.

Мы все – дети крови и костей. Орудия зла и добродетели.

Это знание успокаивает меня, словно материнские руки – ребенка. Окутывает любовью, когда смерть открывает свои объятия.

Я всегда представляла, что смерть – это морозный ветер, но сейчас меня окружает тепло, подобное волнам Илорин.

Это тьма мирной алафии, дар, награда за мое жертвоприношение.

Разве мне нужно что-то еще, кроме прекращения вечной битвы?

– Мама, Ориша Мама, Ориша Мама, ава ун дупе пе эгбо игбе ва…

Кожа вибрирует от голосов. Звучный хор доносится из тьмы, наполненной легким серебряным мерцанием. Я слышу дивное пение, наслаждаюсь им, особенно выделяя один голос. Он принадлежит серебристой снежинке, которая поет громче, чем остальные.

– Мама, Мама, Мама…

Легкий голос нежен как шелк, мягок, словно бархат. Он окутывает и согревает меня. Я не чувствую своего тела, но плыву навстречу ему сквозь тьму.

Этот голос кажется мне знакомым. Я узнаю его, узнаю звучащую в нем любовь.

Песня становится громче, свет – ярче. Снежинка вдруг меняется на моих глазах.

Сначала я вижу ее ступни, кожу, темную, как ночное небо. Затем вижу платье из алого шелка, облегающее стан богини. Золотые цепочки звенят на ее лодыжках, запястьях, шее, украшают роскошный венец на челе.

Под звуки хора я кланяюсь ей, не в силах поверить, что воочию вижу Ойю. Но когда богиня поднимает голову с короной, сияющей в белой гриве, смотрю в ее глаза, и сердце замирает.

Последний раз, когда я их видела, они были пусты, как у сломанной куклы. Теперь искрятся, и слезы радости капают с ресниц.

– Мама?

Не может быть. Моя мать, прекрасная, как солнце, теперь человек. Часть меня.

Едва она касается моего лица, знакомая любовь наполняет меня. Мама шепчет:

– Здравствуй, крошка Зел.

Слезы обжигают мне щеки, и я падаю в ее объятия. Ощущаю, как ее тепло исцеляет мои раны. Вспоминаю все пролитые слезы, все молитвы, часы, когда смотрела в небо над нашей ахэре и надеялась, что она меня видит.

– Я думала, ты ушла, – хриплю я.

– Ты – сестра Ойи, любовь моя. Ты знаешь, что души вечны.

Она отстраняется и вытирает мои слезы шелком своих одежд.

– Я всегда была с тобой. Всегда на твоей стороне.

Я держусь за нее так крепко, словно мама может исчезнуть в любую минуту. Если бы я знала, что она ждет меня, то побежала бы навстречу смерти, чтобы обнять. Быть с мамой – все, что мне было нужно все это время. Когда ее не стало, исчез и мой покой. Теперь, рядом с ней, я в безопасности. Наконец-то я дома.

Она проводит пальцами по моим косам и целует в лоб.

– Ты даже не представляешь, как мы гордимся тобой.

– Мы?

Мама улыбается:

– Папа тоже здесь.

– Ему хорошо? – спрашиваю я.

– Да, любовь моя. Он обрел покой.

Я не могу скрыть новых слез. Вряд ли кто-то заслуживал этого больше, чем он. Знал ли папа, что его душа будет покоиться рядом с женщиной, которую он любил?

– Мама, Мама, Мама…

Голоса становятся громче. Мама вновь обнимает меня, и я вдыхаю исходящий от нее аромат. Столько лет прошло, но она все еще пахнет приправами и пряностями, которые всегда добавляла в жареный рис.

– То, что ты сделала в храме, восхитило духов. Они никогда не видели ничего подобного.

– Я не узнала заклинания, – качаю головой. – Не поняла, что сделала.

Мама обхватывает мое лицо ладонями и целует меня.

– Скоро ты все узнаешь, моя сильная Зел. Я никогда тебя не оставлю. Неважно, что ты почувствуешь или с чем столкнешься, когда будешь одна…

– Тзайн… – шепчу я. Сперва не стало мамы, затем папы, а теперь меня.

– Мы не можем оставить его, – всхлипываю. – Как нам забрать его?

– Мама, Ориша Мама, Ориша Мама…

Мама крепче прижимает меня к себе, и голоса становятся все громче. Морщинки проступают на ее гладком челе.

– Ему здесь пока не место, любовь моя.

– Но, мама…

– И тебе тоже.

Голоса почти оглушают, и я уже не различаю, славят они богов или просто кричат. Сердце сжимается, когда я понимаю.

– Мама, нет… Пожалуйста!

– Зел.

Я снова цепляюсь за нее, страх сжимает мне горло:

– Мне здесь хорошо. Хочу остаться с тобой и папой!

Я не могу вернуться в тот мир. Не переживу этой боли.

– Зел, ты нужна Орише.

– Мне плевать. Мне нужна ты!

Ее слова уносит ветер. Свет исчезает вместе с хором божественных голосов. Но нас охватывает сияние, разгоняющее тьму.

– Мама, не оставляй меня… Пожалуйста, мама! Только не снова!

Ее темные глаза сверкают, теплые слезы капают мне на лицо.

– Это не конец, крошка Зел. Все только началось.

Я открываю глаза и хочу их закрыть. Хочу увидеть маму, погрузившись в теплую темноту смерти, а не смотреть на пурпурный закат.

Откуда-то дует легкий бриз, я чувствую покачивание. Это движение я узнаю где угодно. Волнение моря.

Боль обжигает меня, острая, как нож. Она сопровождает меня всю жизнь.

Стон срывается с моих губ. И я слышу чьи-то шаги.

– Она жива!

В ту же секунду надо мной склоняются лица. Я вижу надежду на лице Амари, облегчение Тзайна. Вижу улыбку Роэна.

– Кеньон? – выдавливаю я. – Кэто? Реэма…

– Они живы, – отвечает Роэн. – Ждут на корабле.

Живы благодаря ему. Я прислоняюсь к борту лодки – на ней мы приплыли на священный остров. Солнце садится за горизонт, погружая нас в кромешную тьму.

Образ храма возникает у меня в голове, и я собираюсь с силами, чтобы задать вопрос, ответ на который боюсь узнать. Всматриваюсь в темно-карие глаза Тзайна. Не может быть, что мы потерпели поражение.