Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин

— Ура-а-а-а!! — завопили Леша, Даша и даже Ыхало. Так, что протяжное «а-а-а» пронеслось по комнате, как эхо в гулкой пещере. А когда смолкло, все услыхали писклявое насмешливое «ха-ха-ха»!

На столе, рядом с альбомом для рисования, плясала на тонких ножках знакомая буква. То есть не совсем знакомая, потому что ростом она была уже со спичечный коробок.

Леша и Даша сразу поняли, что зловредное создание снова подросло за счет общего крика, засохший клей отскочил от бумаги и буква освободилась.

— Марш на место! — крикнул Леша.

Но буква опять нахально захохотала и прыгнула со стола… на мыльный пузырь! Он как раз проплывал над столом. За ней метнулся тень-Филарет, но поздно — пузырь всплыл к потолку. Буква «а» крикнула оттуда:

— Не желаю больше с вами знаться! Я отправляюсь путешествовать! — И шар торжественно вылетел в окно. Леша попытался ухватить его, но опоздал.

— Ну и ладно, — сказал он смущенно. — Не больно-то и надо. Все равно с этой писклявой врединой одни неприятности…

ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ, ПОЕЗД ОТПРАВЛЯЕТСЯ...

На следующее утро Ыхало не появилось. Видимо, разоспалось у себя в баньке. Леша и Даша постеснялись идти будить его. И тень-Филарета не было видно. То ли тоже спала, то ли охотилась за тенями воробьев.

После завтрака папа ушел в контору, которая называлась «Выставком», — договариваться о новой выставке. Мама посоветовала сыну и дочери заняться чем-нибудь полезным, а сама села за швейную машинку.

— Даша, бежим на узкоколейку, там поезд не достроен, — вспомнил Леша.

Вскоре они выбрались на знакомую поляну и, раздвигая коленками ромашки, пошли к заросшим рельсам. Там все было по-прежнему: два фанерных ящика стояли на березовых катках.

— Вагоны есть, а паровоза нет, — вздохнула Даша.

— Будет! — решил Леша. — В кладовке на первом этаже я видел большущий старый самовар. Чем не паровоз?

Они вернулись в дом, отыскали кривой самоварище, покрытый пятнами зеленой окиси. Он был ростом Леше до пояса.

— Надеюсь, это не папа нашего Ыхала, — заметила Даша. — А то было бы неловко…

— Папу ведь отправили в утиль. Давно еще, — грустно напомнил Леша.

К самовару отыскали длинную коленчатую трубу. С пыхтеньем и остановками утащили это добро к рельсам. Потом Леша приволок еще два березовых бревнышка и обрезок широкой доски. Бревнышки — на рельсы, доску — на бревнышки, самовар — на доску. А трубу — на самовар.

— Как старинный паровоз Стефенсона, — сказал Леша. — Я такой в «Детской технической энциклопедии» видел. Маленький такой паровичок с длинной трубой.

— Только дыма не хватает, — заметила Даша.

— Сейчас будет дым.

— Еще чего! — сказала Даша маминым голосом. — Алексей, не вздумай играть со спичками.

— Никаких спичек не надо. Ну-ка, принеси сухого бурьяна. Вон оттуда, от забора…

Даша недовольно пожала плечами, но пошла. Она хотя и подражала маме, но все же была Лешиной младшей сестрой и брата слушалась (правда, не всегда).

Сухие стебли бурьяна и всякие найденные поблизости щепки затолкали в середину самовара. Леша достал из кармана увеличительное стекло.

— Вот им и разожжем в паровозной топке огонь.

— Ой, Леша! А ведь без воды-то котел расплавится!

— Правильно!

Пришлось бежать домой за ведерками и веревкой. Несколько раз ходили к колодцу, черпали воду для самовара. Можно было бы наливать из крана, но брать из колодца было интереснее. Сказочнее…

Вода из самовара била искрящимися струйками.

— Дырявый, — вздохнула Даша.

Но Леша решил:

— Ничего, не скоро вытечет. — Струйки были тонкие, как ниточки.

Веревкой от ведра Леша привязал самовар к доске.

— Это для прочности.

Конечно, самовар и так никуда не делся бы. Но Леше мастерить нравилось больше, чем играть. Игра — что? Ну, сядешь в ящик, скажешь: «Ту-у, поехали», пофыркаешь вместо паровоза. Но ведь по правде-то с места не сдвинешься. А придумывать и строить — это по-настоящему интересно.

Наконец все было готово. Леша стеклом зажег бумажный жгутик, сунул его в самовар. Огонь затрещал в бурьянном топливе. Леша торопливо поставил на самовар трубу. Из нее повалил настоящий паровозный дым.

— Садись скорее, — заторопилась Даша, будто поезд и в самом деле вот-вот поедет.

Они забрались в передний ящик.

— Осторожно, двери закрываются, — звонко сказала Даша, хотя никаких дверей, конечно, не было. — Поезд следует до станции… Леша, до какой станции?

— До Пристани. Как в песенке. Разве ты забыла?

— Правильно! Поезд следует до станции «Пристань»!.. Леша, гуди!

— Гу-у-у, — послушно изобразил Леша паровозный гудок. И зафырчал: — Чуф-чуф-чуф… — И даже локтями задвигал, как паровозными шатунами… И дым все гуще валил из трубы.

Жаль только, что по правде никуда не ехали.

— Лешик… — вдруг прошептала Даша особым, таинственным шепотом. — А скажи свое «Чоки-чок…».

— Ну и что?

— Не знаю… Вдруг что-нибудь случится?

— Не случится. Это было бы слишком большое волшебство. «Чоки-чок» такого не умеет.

— Ну… попробуй, а?

Леша пожал плечами. Подумал. Пошептал себе под нос. И наконец нерешительно проговорил:

Он еще успел подумать, что стихи получились, кажется, неплохие. А больше ничего не успел, потому что самодельный поезд вздрогнул от сильного толчка. Дернулся! Самовар засвистел.

— Ой! — громко сказала Даша. Леша не удержался на ногах, сел на кромку ящика.

А ящик уже ехал вслед за шипящим самоваром-паровозом. И его потряхивало на стыках рельсов, а по фанерному днищу скребли подмятые лопухи. В такт потряхиванию у Леши в голове прыгала только одна мысль: «Вот э-то да. Вот э-то да…»

Потому что случилось даже не одно чудо, а несколько.

Во-первых, поехали. Это само по себе удивительно.

Во-вторых, самодельный паровоз и ящики-вагоны не были сцеплены, но все же дружно катились вместе.

В-третьих, по всем законам механики ящики на первом же метре пути должны были съехать с кругляков. Но этого не случилось. Фанерные вагончики бежали как на самых настоящих колесах.

Наверно, все это случилось не только из-за Лешиного «Чоки-чока», но и потому, что страна Астралия была недалеко. Сюда, несомненно, просачивалось ее волшебство. Да и вода из колодца, которую налили в самовар, была, видимо, заколдованная. К такому выводу Леша пришел потом, когда на свежую голову обдумывал все случившееся.