Шарады любви - Джейн Фэйзер

Первым препятствием на пути выполнения плана бегства Даниэль из дома оказались бриджи. Она не носила их уже два с лишним месяца и сейчас с удивлением обнаружила, что они на нее не налезают. Это означало, что ей не удастся покинуть дом Линтона в той одежде, в которой она в него вошла. Недовольно пожав плечами, Даниэль надела свой самый простой костюм для верховой езды и собрала все ей лично принадлежавшие вещи. Потом достала шкатулку с драгоценностями, доставшимися от матери, и положила ее на туалетный столик. Надо будет как-то ухитриться их продать. Правда, это не так срочно. Пока у нее есть достаточно денег; их должно хватить на несколько месяцев. Вдобавок среди соотечественников у нее немало друзей, которых Джастин не знает. Они охотно приютят ее…

После рождения малыша она переедет куда-нибудь в провинцию. В деревню, где сможет жить, имея более чем достаточно средств для себя и воспитания ребенка…

Но о чем она думает?! Какой дьявол нашептывает ей такие мысли?

Даниэль посмотрела на себя в зеркало. Когда родится ребенок… Да какое право она имеет лишать сына Линтона его отца, имени и фамильного достояния? А отнимать сына у Джастина? Нет, она уже больше не свободный человек, который может бежать куда угодно и от чего угодно! Она сознательно зачала ребенка и, тем не менее, чуть не пожертвовала им… Великий Боже! Ведь Линтон был прав, называя ее безрассудной, глупой, упрямой и испорченной!

Добровольное заточение Даниэль неожиданно оградило ее высокой стеной от всего остального мира. Одинокая и покинутая, сидела она на кровати, машинально поглаживая свой живот…

Граф завтракал, когда ему доложили о приходе старшего Робертса. С вежливым достоинством гость отказался от предложения что-нибудь съесть или выпить. Он подчеркнул, что цель его прихода — осведомиться о состоянии здоровья графини Линтон. Кроме того, он хотел бы выразить ей от имени всей семьи такую огромную благодарность, что у него просто не хватает для этого слов.

Джастин выслушал месье Робертса как сквозь сон. Он все еще был погружен в собственные размышления, далеко не радостные. Вел ли он себя правильно с женой? Ведь Даниэль смирилась со своим новым положением, хотя оно в немалой степени связывало ее свободу. Если она сама пока не видела этих ограничений, то он просто обязан открыть ей глаза на них!

Внезапно Джастин заметил, что гость закончил вступительную часть своей речи и выжидающе смотрит на него.

— Так что же с ней произошло, месье? — поспешно спросил граф. — Вы не могли бы рассказать подробнее?

И Робертс рассказал о том, как его внучку насильно втащили в камеру, как сорвали с нее одежду, швырнули на залитый омерзительными нечистотами пол. Рассказал о том, как над ней издевались, о том, что она пережила за те страшные несколько часов.

Джастин на этот раз внимательно слушал. И в его сознании снова и снова звучало брошенное Даниэль обвинение: «Неужели в вашей душе нет ни капли сострадания?» Он вдруг содрогнулся, почувствовав себя крошечным, занятым только самим собой человеком. А рядом с собой увидел свою жену с ее необъятной творческой фантазией, с беспредельной способностью к сопереживанию, с ее самоотверженной добротой и человечностью. Ведь еще до того как Даниэль вошла в тюремную камеру, она отлично знала, с какой смертельной опасностью там столкнется. Поэтому она и оставила все свои драгоценности у слуги, а в карман платья на самый крайний случай положила заряженный пистолет.

Линтон еще раз представил себе ужасную сцену со всеми подробностями, которые до той минуты тонули в пучине его праведного гнева.

Да, Даниэль не была похожа на других женщин, а он читал ей проповеди и неистовствовал, как самый обыкновенный рассерженный муж. Теперь Линтону предстояло сделать выбор: либо силой навязать жене свою волю, что было его правом, и потерять ее совсем, либо принять условия Даниэль, признать, что она — личность и имеет свои собственные взгляды на жизнь.

Все это Линтон, конечно, знал и раньше. Не мог не знать, если в зрелом возрасте без ума влюбился в решительную девицу на семнадцать лет моложе себя и с непредсказуемым характером, которая одним движением мизинца сумела перевернуть всю его жизнь.

— Даниэль, к счастью, хорошо отделалась, — поспешил уверить месье Робертса Линтон. — Но все же она должна будет день-другой провести в постели. Я передам ей ваши последние новости о Бриджит. Уверен, что они подбодрят графиню.

Робертс поклонился, после чего Джастин проводил его до двери и учтиво простился. Затем он бегом поднялся на второй этаж и без стука распахнул дверь в спальню жены. И тут же застыл на пороге с открытым от удивления ртом. Посреди комнаты стоял чемодан, вокруг которого были разбросаны вещи Даниэль, на туалетном столике лежали ее вынутые из шкатулки драгоценности. А его жена, уже полностью одетая, но неподвижная, как изваяние, сидела на краю кровати.

С первого взгляда Линтон все понял. Супруга решила его покинуть. Решила бежать от тирании и оков, на которые не могла согласиться ни при каких условиях. Сердце Джастина бешено заколотилось, а на лбу выступил холодный пот. Он бросился к кровати:

— Даниэль, не делайте этого! Пожалуйста, прошу вас!

Он упал на колени и сжал в руках холодные пальчики жены. Та подняла на него глаза:

— Я не сделаю этого, Джастин. Ради ребенка, который принадлежит не мне одной. Теперь я ваша собственность, которой уже не требуются никакие уроки или наставления.

— Вы совершенно несносное создание, Данни! — воскликнул Джастин, отпуская ее руки и выпрямляясь. — Я пришел к вам с миллионом извинений, с желанием совершенно изменить наши отношения. И что же нахожу? Вы сидите, как форменная развалина! А ну-ка, снимайте дорожный костюм, ложитесь в постель, забирайтесь под одеяло и слушайте. Мне очень, очень много надо вам сказать! Я признаю, что был во всем не прав. За исключением разве что наших интимных отношений.

Даниэль послушно разделась и скользнула под одеяло.

— Что же вы желаете мне сказать, милорд?

— То, что я вел себя глупо во время нашего последнего разговора. Единственным моим оправданием может быть только страх, лишивший меня в тот момент способности здраво мыслить. Я очень испугался за вас и только сейчас пришел в себя.

— Я также… — начала было Даниэль, но граф приложил к ее губам палец и не дал продолжать.

— Нет, Даниэль! Тогда с вашей стороны никакой глупости не было. Вы поступали правильно. Но сейчас вы едва не совершили самую большую глупость в своей жизни, решив убежать из дома. Это было бы совсем неправильно. Думаю, именно поэтому вы и не смогли на такое отважиться.

Он вновь взял ее ладонь, поднес к губам и поцеловал. Потом сделал паузу и заговорил вновь:

— Любовь моя, не согласились бы вы, чтобы во время вашей беременности помощь несчастным французским эмигрантам оказывалась только из этого дома? Ведь найдется же кто-то еще, чтобы заниматься этой работой, пусть не такой умелый, как вы. Почему бы вашим помощникам не приходить сюда, чтобы рассказывать о состоянии дел и получать ваши советы? Здесь же вы могли бы все вместе составлять и планы на будущее. Я вполне допускаю, что может понадобиться и моя помощь, поэтому вы всегда будете знать, где меня найти.