Мастер Миража - Елена Долгова

– Ральф Валентиан?

Я поневоле вздрогнул, услышав собственное имя. Теперь Аналитик смотрел очень серьезно, забытый сайбер лежал на его прикрытых пледом коленях.

– Откуда вам известно, как меня зовут?

– Я Аналитик. Ваше предсказание готово, Ральф Валентиан. До сих пор уверены, что хотите узнать свою судьбу?

В тот момент на меня повеяло смертным холодом, но гордость оказалась сильнее. Я, должно быть, скорее согласился бы умереть, чем выдать свой страх этому обитателю Лимба.

– Моя судьба – это моя собственность, такая же, как рабочая лошадь, дойная корова во дворе или скамейка в доме.

– Тогда смотрите.

По его знаку я склонился над экранчиком сайбера, не знаю, как Аналитику это удавалось, но я до сих пор не могу сказать наверняка – читал ли я там скрижали судьбы или видел синтезированную машинкой картину.

Существо в кресле медленно и печально качало лысой головой, вторя чужому (то есть моему) страху, восторгу или негодованию.

– У вас яркая судьба, Валентиан – завидую. Яркая судьба и почти гарантированный трагический конец. Собственно, перед вами маячит только два возможных варианта событий. Псионики Северо-Востока поднимут мятеж, и вас, в конце концов, убьют. Конечно, потом соратники-мутанты будут чтить память безмерно любимого вожака и повстанца-героя. Быть может, осознание такой перспективы послужит вам утешением – у вас будет хорошая, публичная и не очень болезненная смерть. Второй вариант… что ж, он в некотором роде похуже. Это сравнительно долгая жизнь и медленное угасание человека, оказавшегося не у дел. Быть может, простив ближним и смирившись перед судьбой, вы сумеете отыскать некий паллиатив счастья, но при вашем властном характере смирение затруднительно.

– Я могу выбирать?

– Конечно. Не будь у вас хоть какого-то выбора, я бы не посмел ранить вас неизбежностью.

– Тогда я выбираю жизнь.

– Вы мне не верите?

– Верю. Просто живому лучше, чем мертвому, у него остается надежда дождаться перемен. Драться с судьбой можно в любом случае. Если наверху все уже просчитано и определено и судьбу не отменить, значит, я могу делать все, что захочется, – я свободен.

Аналитик, кажется, удивился и даже оглядел меня с уважением, потом в очередной раз покачал крупной головой:

– Боюсь, что едва вы столкнетесь с судьбою калеки вплотную, как горько пожалеете, что не погибли в бою, но я в любом случае отдаю дань почтения смелости. Многие в такой ситуации выбрали бы жизнь, но сделать это с вашим хладнокровием сумеет далеко не первый встречный. Примите поздравления, вы держитесь очень достойно. Хотите еще что-нибудь спросить?

Я перевел дух, отгоняя вызванные Аналитиком призраки грядущих событий. Кто предупрежден, тот вооружен. Тогда мне, наивному дураку, казалось, что я сумею выкрутиться и обмануть предопределение.

– Наши, то есть мои, теологические представления о посмертии – они… они соответствуют действительности?

– И да, и нет, мой отчаянный друг. Если вы хотите посмертного покоя, то предлагаю вашему вниманию Великую Холодную Пустоту. Она именно такова, какой ее любят представлять атеисты, и способна подарить вечное идеальное забвение.

– Ад, конечно, существует?

– Разумеется! Иначе куда бы мы пристраивали бракованные экземпляры гуманитарных объектов? Их принимает ад, иными словами – Оркус. Если на то пошло, он естественная среда обитания порочных ментальных сущностей.

– Расскажите о Лимбе. Почти все, что я тут видел, плохо тянет на первый круг преисподней.

Аналитик тонко и иронично усмехнулся сухими губами.

– Вы тоже хватаетесь за это заблуждение древних? Полно, молодой человек, Лимб вовсе не внешняя кайма ада, как воображают начитавшиеся Данте студенты-философы. Лимб – это, если хотите, тесный круг посвященных, властители именем Разума, бессмертная стража судьбы, а если выражаться предельно политкорректно, комитет управляющих предопределением. Не могу утверждать, что мы закрытое общество. Даже у вас, молодой человек, есть шанс со временем присоединиться к ним…

От добродушного стариковского хвастовства меня передернуло.

– Вы почти ничего не говорите о самом Мировом Разуме.

– А вы ничего не спрашиваете про рай.

– Рай существует?

– Нет.

В эту минуту меня охватила ненависть. Не то чтобы мне хотелось посмертных райских блаженств – ну их совсем. Блеклая скука ровного покоя не для таких, как я, парней. Но отобрать рай, оставив Оркус – в таком раскладе нет справедливости, и Аналитик представился мне в роли крупье, который обирает простаков в игорном доме судьбы.

– Вы не нуждаетесь в рае, – жестко откликнулся он на мои мысли, и я дрогнул в душе, сообразив, что имею дело с призраком мертвого псионика. – Люди не нуждаются в рае, – продолжал между тем Аналитик, – потому что человечеству дано нечто большее. Дар сенсов и свобода выбора. Этого хватит на то, чтобы создать себе пристойную жизнь на бренной земле. Если вы не способны жить при жизни, то нелепо просить у Разума блаженства после смерти.

– О какой свободе выбора говорите вы, чиновник предопределения?!

Он немедленно повторил мне мои собственные слова, и они глухо и грозно прозвучали под сводами поддельных небес Лимба:

«Драться с судьбой можно в любом случае. Если наверху все уже просчитано и определено и судьбу не отменить, значит, я могу делать все, что захочется, – я свободен». В общем, живите как знаете, Ральф Валентиан, можете свободно выбирать добро или зло, черное или белое, и судьба ответит вам так, как отвечает ваше зеркало. Идите же, я устал.

Пришлось повернуться, покинуть палаццо и побрести прочь. Над портиками, статуями и дворцами висели бледные потусторонние сумерки. Солнца здесь явно не было, скудный свет источало непонятно что…

Когда я очухался, то обнаружил себя на прежнем месте – возле догоревшего костра, круглую истоптанную поляну окружала все та же изгородь сухой кустарниковой колючки. Солнце почти закатилось, и я двинулся домой, чтобы потом не пробираться в темноте через ямы и овраги. В заброшенных меловых карьерах можно запросто переломать себе ноги.

Стоит ли говорить о том, что Аналитик меня не обманул? С тех пор прошли годы, его скотские расчеты подтвердились на все сто. Вот он я, смотрите – человек, который много раз спускался в Лимб и запросто общался с бессмертными управляющими Судьбы. Человек, которому не было равных среди псиоников Конфедерации. Бывший мятежник. Бывший герой восстания сенсов Северо-Востока. Бывший идейный лидер луддитов.

А теперь – калека, развалина, ничто.

Власть требует видимых атрибутов величия, потеряв физическую полноценность, трудно удержаться наверху. Я держался, сколько мог, беда в том, что мне становилось все хуже и хуже.