По ту сторону Нила - Николь Фосселер

– Я не знаю, Грейс. – Он сжал пальцы. – Правда ей не поможет и только осложнит дело. Ведь Лен всегда был ее любимчиком… Хотя ради тебя…

Он безнадежно развел руками, но Грейс покачала головой.

– Нет, Томми, оставь. Пусть все будет как есть.

Проводив Томми, Грейс остановилась у стеклянных дверей гостиной и выглянула в сад. Вся ее семья собралась под большим дубом, в окруженнии своры радостных молодых псов. Сол и Пип нежились в траве на солнце.

Полковник положил свою трость на стол. У его ног свернулся калачиком уже состарившийся Генри, а старший внук Мэтью что-то рассказывал деду, опершись на его колено. Их с Джереми сын, родившийся вскоре после возвращения из Каира, тихий, серьезный мальчик, которому когда-нибудь перейдет Шамлей Грин и титул баронета.

Мэтью темноволос, в нем уже угадываются крупные отцовские черты. А вот светло-голубые глаза, которых не унаследовали дети полковника, у него от деда. Это мальчик с большим сердцем. Грейс до сих пор вспоминает один случай.

Мэтью было не больше трех лет, когда он, старательно завязав шнурки на ботинках, спросил ее, смешно растягивая гласные:

– Ма-а-а-ма, а почему от дяди Стиви так странно пахнет?

Грейс сперва растерялась, а потом взяла сына на руки и объяснила, что дядя Стиви был на войне вместе с папой и дядей Роем и там ему пришлось так тяжело, что у него внутри что-то сломалось. И теперь ему надевают подгузники, как совсем еще недавно Мэтью и до сих пор его младшему братику Уильяму. Только Уильям, как и Мэтью когда-то, это перерастет, а вот дядя Стиви нет. Мэтью задумчиво пожевал нижнюю губу и, развернувшись на каблуках, убежал прочь. А потом Грейс увидела через эту самую стеклянную дверь, как он вскарабкался на садовую скамейку, а оттуда перелез на колени к сидевшему рядом в инвалидном кресле дяде Стивену и обнял его за шею.

Сейчас полковник гладил внука по темной, блестящей шевелюре, а леди Норбери, придвинувшись на стуле к мужу, нежно трогала его за руку. Другой их сын, Уильям, светловолосый, с карими глазами и тонкими, почти ангельскими, чертами лица, в котором дала о себе знать ирландская кровь Шоу-Стюардов, на удивление спокойно устроился на коленях бабушки Сары Данверс и вместе с ней рассматривал книжку с картинками. Не так давно миссис Данверс отклонила предложение Норбери занять комнату в Шамлей Грин и на скромную вдовью пенсию сняла квартиру в Гилфорде, откуда почти каждый день наезжала в гости.

Вон Натаниэль Саймон Родерик Эшкомб, чьи толстые ножки обтянуты короткими штанишками, тычет пальцами куда-то в траву. Очевидно, нашел там что-то интересное для себя. Виконт Эмори в свои пять с половиной лет добродушный темноволосый малыш с очаровательными ямочками на пухлых щечках и янтарными отцовскими глазами. Здесь, в Шамлей Грин, у него ничего не бывает в голове, кроме шалостей. И любимое развлечение – разъезжать по саду на коленях у дяди Стиви, в то время как его кузены выстраиваются в ряд в ожидании своей очереди.

Грейс замечает, с каким удивлением порой смотрит на сына Ада. Словно не может взять в толк, как получилось, что ее хрупкое, девичье тело произвело на свет такого крепыша. В противоположность Натаниэлю, маленькая Фиона, названная так в честь своей ирландской прабабки, лицом вылитая мать: маленькая и изящная, с огромными, похожими на две черные вишни глазами. Сейчас она, одетая в пышное платье с рюшами, сидит на коленях у Ройстона. Вот он наклоняется, чтобы поцеловать жену. Они хихикают и перешептываются друг с другом, как молодые влюбленные. С первого взгляда видно, как они счастливы.

Хотя Ада и оставила после замужества место в Бедфорде, она до сих пор поддерживает связь со своими ученицами, а некоторых даже взяла под свою опеку. Ежегодно Ройстон выделяет немалые суммы, чтобы дать этим девушкам возможность обучаться в колледже. А когда у лорда и леди Эшкомб выдается свободное время и они отправляются в поездку на континент, в Италию или во Францию, то обязательно берут с собой двух или трех девушек из числа тех, кому такое путешествие не по карману.

Грейс неоднократно замечала, как время от времени взгляд Ады словно проваливается в пустоту. Это она оплакивает Саймона, свою первую большую любовь. И муж утешает ее в такие минуты.

Вот Ройстон встает, сажает дочь на колени Стивену и берет Натаниэля за руку, чтобы малыш показал ему, что интересного он нашел в траве. Стивен тут же принимается играть с племянницей, которая вскоре заливается звонким, как колокольчик, смехом. И Бекки сразу откладывает в сторону свою книгу, становится за спиной у мужа и щекочет малышку, которая хихикает от восторга.

Ада тоже поднимается, подходит к восседающей в стороне от всех леди Эвелин и, присев на корточки перед ее стулом, говорит что-то, заглядывая свекрови в глаза.

Леди Э. в Шамлей Грин терпят с трудом, но Ада настаивает, чтобы время от времени ее сюда приглашали, и относится к ней с неизменным вниманием и заботой, даже если та ничем не вознаграждает ее за это. Остается надеяться, что именно Аде с ее мягкостью и терпением удастся когда-нибудь примирить леди Эвелин с ее сыном Родериком, которому она до сих пор не простила ни женитьбы на Хелен Дюнмор, ни троих прижитых с нею рыжих, веснушчатых ребятишек.

Не найдется ли и для Сесили места в этой теплой компании?

Джереми соскочил с лошади, разгоряченный скачкой по Беркширским лесам и уже желтым полям и цветущим лугам Суррея, и передал вожжи конюху.

– Спасибо, Хансон.

Некоторое время он внимательно оглядывал внутренний двор Шамлей Грин, фасады из красного кирпича и цветы в вазонах перед ними, серые крыши и белые оконные рамы и двери. И после семи лет супружеской жизни он не чувствовал себя здесь дома. Однажды в ноябре Джереми впервые появился в Шамлей Грин в качестве друга Стивена, чье приглашение он принял неохотно. В тот день Грейс впервые пожала ему руку. Он мало изменился в лице, но на душе сразу стало хорошо. Грейс. Это она подарила ему дом и семью. Грейс, в чувствах которой он первое время сомневался и которая доказала свою любовь, отправившись за ним в Судан, потому что не верила в его смерть. Грейс, с которой с тех самых пор он делил и стол, и постель, и свою жизнь и которая родила ему двоих сыновей.

Джереми думал, что после Омдурмана ему нечего бояться в этой жизни. Однако, глядя, как округляется тело Грейс, как тяжелеет ее походка, какими медлительными и исполненными достоинства становятся ее движения, чувствуя, как шевелится ребенок у нее в животе, Джереми испытывал страх. Равно как и когда Констанс Норбери передала ему на руки его первенца, сына, которому от роду было не больше часа. Такое странное существо, крохотное и беспомощное, но полное жизненной силы и не без его участия произведенное на свет Грейс.

Джереми любил смотреть на своих сыновей, как они растут, вытягиваются и открывают мир, как играют с матерью и стараются подражать ему, своему отцу. Ему нравились и их смех, и их шалости, и то, как пахнут их волосы и кожа. Он многому научился у них и у Грейс. Прежде всего тому, какими уязвимыми и в то же время сильными делает нас любовь.