Страдать, чтобы простить - Ребекка Донован

— Рад, что ты позвонила. Я опасался, что больше никогда тебя не услышу.

— Что ж, ты, наверное, принял решение, — запинаясь, произнесла я.

— Принял. Я… много думал. Да, я был страшно зол на тебя. Потому что не мог постичь, как ты могла хранить от меня столь страшный секрет. И если честно, до сих пор не могу этого понять. — (Я почувствовала стеснение в груди, закрыла глаза и стала ждать продолжения.) — Эмма, передо мной никогда не стояло проблемы выбора. Ведь я выбираю тебя. Так было и так будет.

От неожиданности я потеряла дар речи.

— Что ты сказал? — наконец выдавила я.

— Я не одобряю того, что ты сделала, — объяснил он. — И жутко зол на тебя за то, что ты так долго молчала. Эм, у тебя самый настоящий сумбур в голове. Правда, ты не хуже меня это знаешь. Потому-то ты и ела себя поедом. Но моя злость со временем пройдет. Я переживу. Но я точно не переживу, если снова потеряю тебя. Вместе, плечом к плечу, мы преодолеем любые трудности. Главное, быть честным друг с другом. Итак, впредь никаких секретов. Обещаешь? Обещаешь рассказывать даже самые гадкие вещи? — (Боже, я ждала от него совсем других слов!) — Эмма?

— Ничего не понимаю… Неужели ты все еще любишь меня?

— Да, люблю, — хмыкнул Эван. — И знаю, что ты стала другой. Но, Эмма, я влюбился в тебя. Влюбился по новой этим летом. Люди меняются. Я знаю. И мы с тобой тоже. Это означает, что я буду влюбляться в тебя снова и снова. Ведь что бы ни произошло в нашей жизни, моя любовь к тебе преодолеет невзгоды и печали. Она будет жить вечно.

А я так боялась, что потеряла его, что ему не удастся снова полюбить меня. И мне даже в голову не приходило, что он умеет прощать такие обиды. Что он умеет любить так же сильно, как и я. Нет, такого не может быть, потому что не может быть никогда. И тем не менее он простил меня.

Я упала грудью на руль и захлебнулась рыданиями, телефон выпал из дрожащих пальцев.

— Эмма? — услышала я его голос, и с трудом нашарила на полу мобильник.

— Я здесь, — всхлипнула я.

— Ты должна быть во мне уверена. А тебе пока этого явно не хватает, — уже совсем другим тоном произнес он.

— Извини. Я просто…

— Понимаю, — перебил он. — Но больше не смей во мне сомневаться.

— Никогда, — облегченно вздохнула я. — И больше никаких секретов.

— Больше никаких секретов. А ты сейчас где?

— На стоянке где-то в Оклахоме, — ответила я, оглядев запруженную машинами придорожную стоянку.

— В Оклахоме?! Каким ветром тебя туда занесло?

— Захотелось сесть в машину и ехать куда глаза глядят.

— Интересно, и как долго ты намереваешься это делать?

— Пока не найду что-то такое, ради чего стоит остановиться. — Я вытерла мокрое лицо и откинулась на спинку сиденья.

— Но ведь ты уже остановилась, да?

— Да, — улыбнулась я.

— Значит, это стоило того, — произнес он. — Ты что, собираешься вернуться сюда на машине?

— У меня была такая мысль, — призналась я. — Полагаю, к выходным уже доберусь до Санта-Барбары.

— На выходные я улетаю в Коннектикут, — сообщил Эван. — Надо забрать вещи. Мама продала дом, и к воскресенью надо его освободить.

— Неужели?

— Угу, — пробормотал он. — Но теперь это не имеет значения. Ведь у меня есть ты. — Он сделал паузу и спросил: — Да?

— Да. У тебя теперь есть я, — рассмеялась я.

— Отлично. Позвони сегодня попозже, когда сделаешь остановку. Пожалуйста.

— Непременно, — обещала я. — Пока, Эван.

— До скорого, Эмма. — Я облегченно вздохнул. Какое счастье, что она все же перезвонила!

Я взял письмо, которое она оставила на прикроватном столике, и, улыбаясь про себя, провел пальцем по пожелтевшей бумаге. Письмо, которое снова перевернуло мою жизнь.

Я люблю его больше жизни. Именно поэтому делаю выбор в пользу того, чтобы он был счастлив.

Только две фразы. Вот и все, что она написала. И телефонный звонок матери, чтобы понять смысл написанного. И мама повторила клятву, что дала ей Эмма: «Я люблю его, но лучше уйду с дороги, чтобы не испортить ему жизнь». А еще мама призналась, что это письмо вынудило ее принять одно из самых трудных решений, которые ей когда-либо приходилось принимать.

Я вошел в гостиную, где застал Сару с телефоном в руках. Она с нескрываемым любопытством посмотрела на меня и сообщила с сияющей улыбкой:

— Я только что разговаривала с Эммой.

— Хорошо, — кивнул я. — Спасибо, что поговорила со мной. Даже и не знаю, что бы я делал без твоей помощи. Только благодаря тебе я наконец понял, через что ей, бедняжке, пришлось пройти.

— Ты разозлился, и это вполне можно понять, — ответила она. — А гнев застилает глаза. Можешь мне поверить. Ведь мы с Эммой старые подруги. И в том, что касается ее, я успела стать крупным специалистом.

* * *

Я свернул на подъездную дорожку и, чувствуя неимоверную тяжесть в груди, обвел взглядом большой фермерский дом.

Затем открыл дверь своим ключом — ключом, который перед уходом придется оставить на кухонном прилавке. Шаги эхом отдавались в пустой кухне. Голое помещение теперь казалось даже больше, чем раньше.

Я провел рукой по мраморной столешнице. Господи, сколько самых разных разговоров, и не только с Эммой, слышали стены этой комнаты! Из кухни я прошел в гостиную, где не осталось абсолютно ничего, кроме висевшей под потолком хрустальной люстры. От панорамных окон по полу тянулись длинные тени. Я не стал включать свет в коридоре, поскольку темнота как нельзя лучше подходила к моему мрачному настроению. Пианино, словно насмехаясь надо мной, стояло на прежнем месте — последний предмет обстановки дома, кроме вещей в моей комнате. Грузчики должны были приехать за инструментом не раньше завтрашнего дня. Я поднялся по винтовой лестнице — лестнице, по которой нес Эмму на руках, когда она ушибла колено. И улыбнулся про себя, вспомнив ее раздражение, когда я сгреб ее в охапку.

У двери спальни я в нерешительности остановился. Это был первый дом, где я распаковал буквально каждую коробку, намереваясь остаться. Остаться из-за девчонки со взрывным характером, девчонки, без обиняков высказавшей в глаза все, что обо мне думает. И тем самым навеки завоевавшей меня. И вот теперь я должен был покинуть единственное место, которое считал своим домом.

Рывком открыв дверь, я застыл на пороге темной, похожей на пещеру комнаты и огляделся по сторонам. Комната была именно такой, какой я оставил ее. С разобранными коробками.

На кровати лежал смокинг, а рядом записка:

Надень меня и выходи во двор.