Алмазные псы - Аластер Рейнольдс

– Так что же, мистер Графенвельдер? Надеюсь, теперь вы удовлетворены?

Анализатор графически оформляет свои предварительные выводы: исследованный материал выглядит правдоподобно.

Графенвельдер не дает возбуждению отразиться на голосе:

– Хотелось бы знать, где вы его нашли. Это поможет мне решить, стоит ли вам верить.

– Адапт попал в мои руки благодаря ультра. До того он был у них на борту вроде домашнего любимца.

– Случайно, не об экипаже ли Шеллис речь?

– Я приобрел адапта у капитана Риттера с «Теоретика чисел». С Шеллисом дела не имел, хотя эта фамилия мне знакома. Что же касается Риттера, история такова – насколько вообще можно верить историям об ультра. Адапт достался ему в ходе рутинной торговли с другой группой ультранавтов в одной богом забытой системе. Очевидно, никакой другой роли, кроме роли корабельной собаки, этому существу не досталось. Ультра слабо представляют себе реальную ценность таких диковинок.

– А как он оказался у тех первых ультра?

– Понятия не имею. Возможно, только сам адапт может поведать вам свою полную биографию.

– Мне нужны более серьезные доказательства.

– Вряд ли есть шанс когда-нибудь их получить. Мы с вами говорим о животных, выведенных в строжайшей тайне двести лет назад. Само их существование все еще считается мифом. Давайте все-таки предположим, что они не придуманы и кому-то из них посчастливилось выжить. Очевидно, адапт не мог оставаться в океане Европы после гибели Кадм-Астерия и других висячих городов. Если он прошел через руки обитателей космоса – ультранавтов, демархистов, сочленителей, да неважно чьи, – значит ему как-то удалось выбраться из своей системы и он провел некоторое время, находясь в замороженном состоянии или двигаясь с релятивистской скоростью; возможно, было и то и другое. Ему не пришлось изнывать от скуки на протяжении этих двухсот лет. А значит, его память о Европе могла нисколько не потускнеть.

– Вы его спрашивали?

– Он не говорит. Видите ли, мистер Графенвельдер, не все адапты при рождении получили дар речи. Эти организмы конструировались как подводные рабы, им полагалось выполнять приказы, а не командовать. Да, их пришлось наделить разумом, но не таким, чтобы он мог отвечать.

– И все же некоторые из них могли изъясняться.

– Самые ранние прототипы, и то лишь для посредничества между сородичами-рабами и людьми-надсмотрщиками. Почти поголовно они были кретинами.

Графенвельдер дает волю разочарованию, затем подавляет его. Он всегда мечтал раздобыть говорящего адапта, но Рифуджио прав: никаких гарантий. В самом деле, раб, способный дерзить и упрямиться, – плохой раб.

Впрочем, ему все равно предстоит остаток жизни прожить в аквариуме.

– Конечно, вы должны обращаться с ним бережно, – продолжает Рифуджио. Я не для того выкупил беднягу из плена, чтобы обречь его на новые муки. Это не домашнее животное, мистер Графенвельдер, а разумное существо!

Графенвельдер ухмыляется:

– Если вам так небезразлична судьба адапта, почему не отдали его на попечение властей?

– Потому что власти его убьют, а потом придут за теми, кто знает о его существовании. Адаптов создали демархисты в своем зловещем прошлом. Сейчас-то демархисты гуманные, прогрессивные – по крайней мере, стараются такими выглядеть в наших глазах. Им уж точно ни к чему, чтобы из темного чулана истории выскочил живой, дышащий адапт, представитель выведенной ими расы разумных невольников. Они ведь из кожи вон лезут, чтобы в нравственном отношении переиграть сочленителей по очкам.

– Обращение будет достойным, – сухо обещает Графенвельдер.

В следующий момент анализатор докладывает, что и состав крови, и генетический материал с высокой статистической вероятностью говорит об адаптском происхождении образца. Это не доказывает, что у Рифуджио есть адапт, но дает серьезные основания доверять маклеру. На таком этапе торга немало мистификаторов потерпели фиаско.

– Что скажете, мистер Графенвельдер? Вы уже приняли решение?

– Хочу взглянуть на остальные образцы.

Пальцы Рифуджио извлекают из шкатулки второй пузырек.

– Наружный покров.

– Кожа? Здесь у меня нет средств, чтобы толком ее проверить. Давайте все, что принесли, я изучу в надлежащих условиях.

На лице у Рифуджио горькая обида:

– Я надеялся, что мы договоримся здесь и сейчас.

– Зря надеялись. Впрочем, если вы готовы снизить цену…

– Боюсь, это обсуждению не подлежит. Что же до образцов, не возражаю, чтобы вы забрали их. – Рифуджио захлопывает крышку шкатулки. – И в доказательство моего расположения к вам я предоставлю движущееся изображение живого адапта. Но рассчитываю на взаимность, а именно на ваше скорое решение.

Паланкин помещает шкатулку с образцами в бомбостойкий грузовой отсек.

– Вы его получите, не беспокойтесь.

– Поверьте мне на слово, мистер Графенвельдер: вы не единственный коллекционер, желающий заполучить такую экзотику.

На обратном пути Графенвельдер времени не теряет – снова и снова просматривает тридцатисекундный ролик. Ему и раньше доводилось видеть видеоизображения предполагаемого живого адапта, но еще ни разу не удавалось рассмотреть существо столь подробно. Эта особь выглядит темнее и грубее прежних. Водоплавающий гуманоид постоянно двигается из стороны в сторону, снова и снова выпадая из фокуса, но есть в нем нечто сверхъестественно-натуралистичное, убеждающее в его реальности. Смотрится адапт не сказать что жутко: спору нет, это монстр, но его монструозность – конечный результат логичного, прагматичного конструирования. Плывет он без малейших усилий, толкая свое тело вперед легчайшими движениями плавника на конце длинного хвоста, который у него вместо ног. Передние конечности заканчиваются гуманоидными кистями – это руки, способные работать с инструментами. Вот он надвигается на камеру – шеи нет, голова плавно переходит в туловище. Имеются глаза, причем вполне человеческие, но отсутствует нос, а рот – горизонтальная щель с иглами зубов; как же страшна ухмылка этой пасти!

Графенвельдер изучает ролик, и ему все больше верится, что адапты – не выдумка и что по крайней мере одному из них удалось дожить до нынешних дней. А еще Графенвельдеру будто слышится, как скрипит дверца в его собственное прошлое, норовя раскрыться еще шире. В голове зреет вопрос, на который ох как не хочется отвечать.

Зачем на самом деле ему понадобился адапт?

Следующий день проходит вполне сносно – до того момента, когда гости собрались по домам. Была демонстрация взрослой гамадриады, был надлежащий шок и трепет. Графенвельдер позаботился о том, чтобы до всех дошло: это не только максимально крупный экземпляр, но еще и живой. Не гниющий труп, вынужденный пародийно имитировать жизнь. Даже леди Гудгласс, которой пришлось вытерпеть эту пытку, стоически изображает одобрение.