Сеятель Ветра - Майя Лидия Коссаковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Какой из меня херувим, – подумал регент Царства. – Обычный архангел».
Его терзали раны, которые сильно кровоточили, голова разрывалась от боли. Давно так сильно он не ощущал собственной слабости.
– Эй, Джибрил! Живой? – Асмодей шел к нему, хромая, но губы растянулись в улыбке. Левая рука демона беспомощно свисала. По ней стекала кровь.
– Спасибо, – пробормотал Габриэль. – Ты спас нас.
Фиалковые глаза Гнилого Мальчика потемнели.
– Мелочи, – сказал он. – Чего не сделаешь для друзей. Но сейчас позволь мне найти уединенное место и потерять сознание.
– Я должен кое с кем повидаться, – прошептал Габриэль, – до того, как он отойдет.
– Понятно, – сказал Асмодей. – Это называется шок. Наверное, ты ударился головой.
Архангел не слушал его. Шатаясь, он пошел в сторону баррикады.
Игнис был еще жив, хотя казалось, что только из-за силы воли. Золотые глаза были стеклянными, но он был в сознании. Заметил склонившегося над ним Габриэля, его веки слегка дрогнули.
– Кто… кто-то уцелел? – прошептал он тихим голосом.
– Да, – ответил Габриэль. – Некоторые из твоего народа выжили, Игнис.
Он хотел сказать это мужественно и гордо, но в горле ощутил странное давление. Умирающий прикрыл глаза. На бескровных, бледных как полотно губах задрожала тень улыбки.
– Такое… красивое… – выдохнул он.
Габриэль в первую минуту не понял, о чем он говорит, но до того, как успел спросить, сообразил, что Игнис говорит о знамени. У него запекло в глазах, а давление в горле не позволило произнести ни слова.
– Никогда… не видел… – прошептал Игнис. – Красивое…
«Никто не заслужил больше, чем ты, чтобы умереть во имя него», – подумал архангел, но не смог произнести этого вслух. Только кивнул головой.
– Да, красивое, – выдавил он хрипло.
Золотые глаза Игниса уже смотрели в вечность.
* * *
Габриэль, наспех осмотренный санитарами Рафаэля и вопреки протестам самого архангела Исцеления, не позволил себе отдыха. На спине Облака, который, к счастью, не получил серьезных ран, он объезжал поле битвы. Тысячи тысяч мертвых крылатых, царство смерти, пир костлявой. Трупов было в два раза больше, чем живых.
Рафаэль и его медики метались среди раненых и умирающих, пытаясь задержать душу в теле, но многие выскальзывали из их рук.
Габриэль от души благодарил Бога за уцелевших друзей. Михаэль, хотя и тяжело раненный, выжил, и все указывало на то, что выздоровеет. Разиэль все еще был без сознания после последнего взрыва силы Сеятеля, но его жизни ничего не угрожало. Архангел Откровений по-тихому поблагодарил Бога за то, что тот пожелал сохранить жизни Люцифера и Асмодея. Габриэль ощущал к темным странную симпатию.
Он скривился, когда увидел подъезжающего Итуриэля. Он решительно не желал разговаривать с князем Сарим.
– Победа! – выкрикнул с гордостью Итуриэль, словно он сам разгромил армию Мрака. У Габриэля зачесались кулаки врезать по его довольной морде, возможно, он бы так и сделал, но был слишком вымотан.
– Победа? – яростно прошипел он. – Ты это называешь победой?
Он обвел руками гигантское побоище.
Итуриэль замолчал с раззявленным ртом. Габриэль его проигнорировал.
– Облако, – сказал он. – Хочу осмотреть место, где был разрыв. Сможешь меня туда донести?
– Как пожелаешь, – ответил конь.
Он поднялся вверх и понесся над полем битвы. Габриэль отвернулся. С высоты птичьего полета вид был еще более удручающим. «Я отвечаю за каждого крылатого, который тут погиб, – подумал он с горечью. – Их кровь навсегда будет на моих руках. Но, Господи, был ли другой выход?»
Облако приземлился. Габриэль слез с коня. Прошел мимо Афа, отчаянно причитающего над телом мертвого Хемы, прошел между трупами ангелов безумия. Аф, оплакивающий брата, был единственным выжившим тут. Похоже, санитары Рафаэля эвакуировали отсюда всех раненых с помощью летающих ковров, но не смогли справиться с ошалевшим от потери близнецом и оставили его тут. Они не могли тратить время. Другие раненые ждали их помощи.
Габриэль ступил на выжженную тропинку, которая резко обрывалась. За ней тянулась пустая, покрытая пеплом степь. На земле или на небе не осталось даже следа от разрыва. Архангел вздохнул. У него еще оставалась безумная, безосновательная надежда найти Даймона. «Хотя бы тело», – подумал архангел. Он не хотел верить, что, уходя, Сеятель забрал ангела Разрушения с собой.
Облако, ступавший за ангелом, резко поднял голову и остановился как вкопанный. Он вглядывался в пустынную степь.
– Брат! – крикнул он высоким голосом. – Брат!
Габриэль прищурил глаза. Что-то маячило посреди пепла. С опущенной головой и прихрамывая. Призрак коня с перепутанной шерстью, желтыми оскаленными зубами, на дрожащих ногах.
– Полынь! – закричал Габриэль.
Он вскочил на Облако. Это точно был Полынь. Конь тяжело дышал, его бока поднимались. Он остановился на раскоряченных ногах, не в силах поднять голову.
– Я бросил его… – прохрипел он. – Оставил… ищите…
Ангел вытащил око дня.
– Сейчас придет помощь. Держись, Полынь. Санитары уже летят.
Он краем глаза заметил приземляющийся ковер.
– Ищите… – прошептал конь и тяжело упал набок.
Медики Рафаэля бежали с флаконами эликсира. Габриэль приподнялся в седле.
– Вперед, Облако. Может, найдем хотя бы тело.
Скакун послушно перешел на галоп. Сердце Габриэля нервно сжалось. «Полынь выжил, и он был внутри, – лихорадочно думал он. – Тогда, может, и Даймон? Может, и Даймон?»
Облако первым заметил лежащую на земле фигуру. Он сделал широкую дугу, пускаясь вскачь, и притормозил прямо перед лежащим. Габриэль соскочил с коня и кинулся к Даймону. В его глазах стояли слезы. Он дотронулся до искалеченного, окровавленного тела друга. Оно было холодным.
Архангел склонил голову, сжав веки. Слезы текли по его щекам. Он сжал кулаки, набирая полную горсть пепла.
– Габриэль, – услышал он в голове голос коня, – он все еще с нами. Я чувствую его.
Высокое, чистое небо Царства темнело. Приближался вечер. Дворец и сады, как обычно, наряжены в яркие драгоценности фонариков. Тут никто не думал о трауре. Плач и отчаяние остались жителям низших Небес. В конце концов, это среди них было больше всего жертв. Убогие домики Первого круга, узкие каменицы Второго Неба, квадратные блоки казарм на Третьем. На Четвертом и Пятом раздавались прощальные песни, слышались молитвы за погибших, вздохи, воспоминания и хриплое дыхание раненых, но ни один из этих звуков не достигал серебряных и золотых куполов Хайот ха-Кадош, они не нарушали покой ночи.