Игра Первых - Юлия Качалова

Тёплый вечерний воздух огласили вопли. Со стороны леса летели копья. Мужчины и юноши народа Симха, составлявшие внешний круг, падали, словно сухие деревья. Из леса, визжа, выскакивали вымазанные глиной уроды, добивали дубинами раненых и хватали симхаэток. Всё происходило настолько быстро, что Алсим не сразу успел опомниться. Застыв в оцепенении, он видел, как дикарь с силой опустил дубину на голову упавшего мужа Симоти, вырвал из её рук младенца, расплющил крошечный затылок о землю… Внутри Алсима всё сжалось! Раскалившаяся ярость выплеснулась, окутав юношу белым свечением. Алсим поднял Камень Гнева:

– Умрите все, мрази!

* * *

Эта вылазка за женщинами симхаэтов окончилась столь же плачевно, как и нашествие Такраба полтора десятка лет назад. А ведь всё начиналось именно так, как было обещано, когда к лесным людям явился слуга чёрного бога и сказал, что Хунгар их простил. Прежний вождь Акхак обещал вернуть Хунгару амулет, украденный мальчишкой, объяснил слуга чёрного бога. Но Такраб, ставший вождём после Акхака, забыл обещание брата, поэтому нападение на симхаэтов, затеянное Такрабом, принесло не добычу, а громадные потери. Но Хунгар больше не гневается на лесных людей. Если они хотят получить богатую добычу, слуга чёрного бога готов им помочь. За годы покоя симхаэты утратили бдительность, ничего не стоит убрать их дозоры. Скоро все соберутся на празднике инициации, лучшего времени для нападения не придумать. Он укажет самый удобный момент, когда можно будет легко перебить мужчин и захватить женщин…

Слуга чёрного бога не солгал, всё шло на редкость удачно. Пока не появился мальчишка-колдун! Старики, помнившие войну Такраба, толковали, что тогда у симхаэтов был такой. Но о нём все давно забыли, а зря, ибо мальчишка явился снова. Неуязвимый для оружия, он вертелся, как ослепляющий светом смерч, умертвляя всех, до кого мог дотянуться своим страшным взглядом. Он заставлял лесных людей убивать друг друга собственными копьями, дубинами и руками; на них валились деревья, под ногами разверзалась земля. Жуть творилась такая, что, побросав добычу, лесные люди поспешили убраться восвояси.

* * *

Как долго это продолжалось, Алсим не знал. Когда ярость, подобно раскалённой белой змейке, свернулась где-то внутри, юноша перевёл дыхание и спрятал талисман под тунику. Из-за обгорающей на солнце кожи мама всегда шила ему туники с закрытым воротом и длинным рукавом. Мама…

Алсим быстро взглянул туда, где лежал наставник. Наверное, Синголь, выбираясь, сумела откинуть набок его тело. Но почему её нигде не видно? Алсим бросился к Симхорину, а добежав, не сдержал крика: из горла наставника торчала рукоять! Юноша вырвал нож, узнал лезвие, отнявшее жизнь Опекуна, и застонал. Апанхур всадил нож в горло Симхорина не для того, чтобы убить уже мёртвого! «То же самое будет с твоей матерью», – читалось в «послании», оставленном специально для Алсима.

Его позвали. Их род за один вечер сократился на пятнадцать человек. Они потеряли десять мужчин, троих детей, включая семимесячного малыша, и двух женщин. Сердце Симоти не выдержало одновременной утраты мужа и ребёнка, а Синголь бесследно исчезла. Алсим разрывался между желанием немедленно броситься на поиски матери и долгом перед своим родом, в котором остались одни старики и женщины, и некому было копать столько могил. «Народ Симха принимает твою клятву, сын Синголь», – напомнил ему голос Симхорина, и юноша с тяжёлым сердцем взялся за лопату и заступ.

* * *

Глубокой ночью, оставив родственников оплакивать мёртвых, он выскользнул из селения. Смутная догадка, где его будет ждать Апанхур, окрепла, превратилась в уверенность. Алсим был бы рад бежать, но от усталости едва передвигал ноги. День, начавшийся так торжественно, закончился чудовищно! Ни осмыслить, ни принять случившееся юноша не мог.

Неделю назад у него было всё! Был Опекун, ворчавший недовольно: «Куда опять собрался» – и готовый следовать за ним хоть на край света. Был наставник, опускавший ему на плечо твёрдую ладонь, заставляя превозмогать самого себя. Была мама, чьи ласковые пальцы подносили к его рту рулетики, смазывали его раны, хранили от всех бед. Их присутствие казалось Алсиму чем-то само собой разумеющимся. Лишь теперь он понял, что оно-то и являлось подлинным счастьем!

Десять мужчин, начавших петь «Син-Симх», уже никогда не закончат песню. И похожая на лебедя ладья никогда не поплывёт по морю. У Алсима больше не осталось мечты – только скорбь и клятва.

* * *

Ночной мрак сменился предрассветными сумерками, когда он добрался до широких ступеней, ведущих в святилище. На белой плите валялось сердоликовое ожерелье. Дрожащими руками Алсим поднял ожерелье и повесил себе на шею. Предстояло сделать последний рывок, но измученное тело не слушалось, он еле полз. На середине подъёма Алсим наткнулся на серебряный обруч и надел его на лоб. В голове билась единственная мысль: «Торопись!» А в сердце вползала безнадёжность: «Опоздал…»

Когда он добрался до предпоследней ступени, небо совсем посветлело. На плите лежала отсечённая кисть, в красной лужице стыл янтарный браслет. Страшный крик вырвался у Алсима:

– М-а-а-м-а! – И он провалился в пустоту, в чёрную бездну без конца и без края.

Очнувшись, поднял кисть, совсем недавно обнимавшую его за праздничным столом, и уткнулся в неё лицом. Ладонь уже похолодела, но всё ещё была мягкой и хранила мамин запах. Сотрясаясь от рыданий, Алсим целовал родные пальцы с побелевшими ногтями. Затем расшнуровал ворот туники и спрятал мамину кисть за пазуху, по соседству с талисманом. Заставил себя подняться и преодолеть последнюю ступень.

Ровные стволы старых сосен окружали выложенную камнем площадку, в центре которой высилось изваяние. Первый луч солнца упал на сросшуюся руку Безликого, протянутую, словно в приветствии. Внизу на белой плите нарисованная кровью стрелка указывала в сторону Хунгара. Алсим зашатался, рванул шнуровку туники, достал кулон и повесил на кисть Ашмара:

– Возьми талисман под своё покровительство, Безликий. Мне нужно туда. – И пошёл, куда направлял кровавый след.

Располосованная красная туника валялась у края огромной загустевшей лужи, того же цвета, что и ткань. Алсим опустился на колени:

– Мама…

Ответом было молчание.

– Мама, где ты? – громче повторил Алсим.

– Потерял кого? – насмешливо спросил голос, похожий на клёкот. – Тряпку, так и быть, можешь забрать на память. Господин добр, доволен принесённой жертвой. Я надеялся, что ты разделишь его удовольствие, знаки тебе оставлял. Но ты оказался несообразительным – слишком поздно явился.

Алсим встал. Ярость, переполнившая его, не выплеснулась свечением.

– Что, фокус со светом не выходит? – издевался слуга чёрного бога. – Ты, что же, думал, тебя пригласили сюда случайно? Здесь место силы Хунгара, а не твоего покровителя, который, как видишь, никого не защищает. – Апанхур указал на лужу крови. – Но Господин настолько добр, что даже готов возвратить жизнь твоей матери. Отдай амулет по-хорошему и убедишься.