За секунду до взрыва - Екатерина Польгуева

Пол вдруг поплыл у меня под ногами. Я поняла, что еще чуть-чуть, и упаду или разрыдаюсь, как несчастный Вик в центре зала. Помойка, все слова которого воняли, прикоснулся к неприкасаемому: назвал имя моего отца, вспомнил моего погибшего брата. Дед осторожно взял меня за руку, я закусила губу и сдержалась.

А Помойка, заметив Деда, переключился на него:

– Или вот спроси у него, – Помойка поморщился, видно, вспоминая, как Деда зовут, но, так и не вспомнив, обошелся без имени. – Спроси, спроси, хочет ли он домой, в Синереченск, и может ли он вернуться? Ответь же, мальчик. Ответь всем нам!

– Домой очень хочу. Вернуться не могу, пока все так, как есть, и не изменится, – ровным голосом произнес Дед, глядя прямо в красные глазки Помойки и не выпуская моей руки.

В ответе Деда мне померещилась какая-то двусмысленность. Но Помойку эти слова вполне устроили:

– Вот видите! Теперь вам понятно, кого эти подонки предали?

К Томасу-Альбиносу подошел невысокий щупленький паренек помладше нас. Молча глянул ему в глаза и, неловко взмахнув рукой, залепил пощечину. Голова Томаса дернулась, а на бледной щеке медленно начали проступать красные пятна.

– Это Ян из шестого «А». Его брата Роберта две недели назад в трамвае снайпер застрелил, помните? – прошептал Деннис.

А Томас молчал. Он стоял, запрокинув лицо, и в глазах его набухали слезы. Но каким-то усилием воли он удерживался, не давал им пролиться.

– Ну вот, яснее всяких слов, – удовлетворенно сказал Помойка. Он, кажется, успокоился. Но, как оказалось, преждевременно.

– А почему на стене нет фотографии Костика? – вперед шагнул Гамлет Мкртчан, черный, носатый, коренастый. Ясное дело – не местный. Хотя кому какое дело, местный ты или нет, если у тебя отец ворочает миллионами? У Гамлета – ворочает. Ну и гимназии нашей от этих миллионов перепадает. Старший Мкртчан живет в Республике давно, в мирные времена был владельцем сети ресторанов. Говорят, и не только ресторанов.

Когда началась вся эта заваруха, бизнес его (надо думать, не ресторанный) ничуть не пострадал, вроде даже пошел в гору. Так что уезжать ему из Города не резон. Хотя, когда у тебя такие деньжищи, то и блокада не блокада. Хочет – уезжает, хочет – приезжает. Семью отправил в безопасное место, а старшего сына почему-то оставил в Городе. Риск в этом, конечно, есть, но такие бизнесмены всегда живут с риском. Как бы то ни было, а разговаривать с местным, но бедным Томасом, как с Гамлетом, чей отец встречается с президентом и премьер-министром, невозможно.

Помойка хмуро посмотрел на Гамлета:

– Какого еще Костика?

– Костика Веткина. Того, что учился в нашей гимназии в прошлом году. Помните, он был активист среди защитников русских школ? А когда задерживали организаторов их митинга у Ратуши, полицейские загнали ребят на башню, а потом четверых сбросили. И они разбились. Насмерть. Костик тоже разбился. У него ведь не было крыльев, чтобы летать. И ветерком он не был. Это произошло еще до взрыва на Празднике поэзии.

Помойка стал уже не красным, а буро-малиновым.

– Никто никого не сбрасывал. Они сами упали. А митинг был несанкционированный. В их гибели виноваты те же, кто сейчас обстреливает Город! А вам, Мкртчан, не пристало вести подобные разговоры. Вы и сейчас живете, как у Христа за пазухой. Постыдились бы перед ребятами, которые из-за блокады недоедают!

– Вам же перед ними не стыдно, – хмыкнул Гамлет. – А Костик был моим другом.

Я удивилась. С Костиком в нашей гимназии вообще-то мало кто дружил и даже общался. И не потому, что русский. Алекс, мой приятель, тоже был русский, но с ним у нас находились общие темы для разговоров. А этот Костик какой-то слишком отстраненный, к тому же всегда складно и со вкусом говоривший взрослые, казавшиеся мне ненастоящими слова. Те, что обычно произносят всякие депутаты по телевидению. Но Костик не был депутатом, он был всего лишь мальчишкой из нашего класса. В общем, всем он был чужим. И странно, что Гамлет Мкртчан, который старше его на целых три года и в миллион раз богаче, выбрал себе такого друга. А может, и не странно. Гамлет ведь тоже не коренной. Кто знает, от каких проблем не откупишься и деньгами.

– Я думаю, пора заканчивать, – это были первые за все время слова, которые произнес директор Силик. – Всем все понятно. Ребята, у кого сохранились листовки, настоятельно требую сдать их господину Баку или выкинуть в мусорные ящики, не выходя из школы. Вы же понимаете, какие могут быть последствия для вас и ваших родителей, если документы… антигосударственные документы у вас обнаружат? Мартин Смеос, Алексис Паметан и Виктор Зик – ко мне в кабинет. Занятий сегодня больше не будет. Можете расходиться по домам.

Помойка растерянно захлопал губами, но ничего не сказал. Только кивнул в сторону Томаса.

– С Одансом и Мкртчаном мы поговорим завтра, – господин Силик первым вышел из зала. За ним без всякой команды потянулись ребята. Только Алик, Вик и незнакомый мне Мартин под конвоем Помойки отошли в дальний угол. Вик измученно прислонился к стене.

У дверей актового зала толпа стремительно рассасывалась.

– Марта! Ты домой? – окликнул меня брат Александр. Выглядел он встревоженным и взъерошенным, хотя явно хотел сделать вид, что все в порядке. Но кому как не мне знать собственного братца.

– Понимаешь, мне надо зайти к директору Силику, забрать у него пригласительный на Евроелку двадцать пятого декабря и подарочное издание с моим стишком. Да, ты ведь не знаешь, я же конкурс выиграла.

Александр рассеянно кивнул. Кажется, сообщение о моей победе не произвело на него должного впечатления. И хотя еще минуту назад я и сама не слишком ею гордилась, тут вдруг стало обидно. Что же это такое: никто не воспринимает меня всерьез.

– Но этих преступников с листовками сейчас тоже к Силику поведут. Так что подождать, наверно, придется.

Александр поморщился, когда я сказала «преступников», хотел что-то ответить. Но тут подбежал Дед.

– Да ты иди, Александр, куда надо. А мы с Мартой доберемся. – Потом обратился уже ко мне. – Слушай, а обед все равно будет! Ты ведь не пойдешь? Тогда можно я и твою порцию? А потом у прудика встретимся.

Я согласилась, но слова Деда меня тоже задели. Как он после всего случившегося может думать о еде? У меня, например, аппетит отшибло начисто.

Пошатавшись минут двадцать по опустевшим школьным этажам, я пошла к кабинету директора. А куда деваться? Приемная была пуста. Интересно, сколько будут разбираться с мальчишками и что с ними вообще сделают? Полицию вызовут? По крайней мере, пока полицией и не пахло. Я покрутилась на стуле около компьютера отсутствующей секретарши. Поглядела в разрисованное морозом окно и, естественно, ничего в нем не увидела. Хорошо хоть в приемной тепло, не то что в актовом зале. Снова села и начала крутиться на стуле…