Как Лыков не стал генералом - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По-прежнему ничего не понимаю, – пробормотал офицер. – Те двое, вы говорите, убиты. Я в глаза не видел этого разбойника. Как мы узнаем друг друга? Почему я должен отдать ему деньги? Да и денег-то нету!
– Поручик! – повысил голос Алексей. – На вас кровь. Будет суд. Если вы поможете изловить кровавого маниака, это учтут при вынесении приговора. Теперь понимаете?
– Будет суд? – упавшим голосом, как будто только сейчас это сообразил, спросил Корейш. – И из полка придется уйти?
– Придется. В арестантские роты, если не на каторгу.
– Что вы говорите, как у вас только язык поворачивается! За умоисступление, за то, что не сумел сдержать себя – тюрьма? Так знайте: я на суде молчать не буду. Расскажу про великого князя. Пусть все узнают, как этот долговязый кретин обращается с офицерами! Он не останется безнаказанным. Обществу откроется правда, и на князе будет клеймо.
Лыков с Эффенбахом переглянулись. Новая мысль поручика им не понравилась. У дурака амбиция, а достанется Благово с Лыковым. Но сейчас надо было довести до ума идею с телеграммой.
– Что будет потом, мы узнаем потом. Телеграмму надо послать.
– А деньги? – глупо спросил Корейш.
– Какие еще деньги? Вы про тысячу рублей?
– Да. Как же я приду с пустыми руками?
– Так и придете, размеренным шагом. Долго вам разговаривать с ним не нужно, потому как вскорости покажусь я. А дальше доверьте дело полиции.
И Алексей выразительно сжал кулаки.
– Если душегуб явится сам, то… Ну, вам знать незачем. Едем на квартиру за адресом. Там как раз заканчивают обыск.
Поручик снимал комнату в Шефском доме[24] на пару со своим младшим братом. Когда вошли сыщики с Корейшем, он стоял у окна и с ужасом смотрел на учиненный полицией разгром. Рядом с брезгливым выражением на лице маячил полковой адъютант. Бумаги и книги лежали прямо на полу, двери шкафов были распахнуты. За столом сидел помощник пристава и просматривал письма хозяина.
– Ну, нашел что-нибудь стоящее? – спросил его Эффенбах.
– Только альбомы с порнографическими рисунками. Этот господин, – помощник пристава ткнул пальцем в поручика, – чтением не увлекался; библиотека принадлежит его брату. Записки, писанные женской рукой, я отложил. Думаю, это она писала, покойница.
Эффенбах показал стопку поручику, и тот подтвердил: да, письма от «гувернантки». Других интересных находок не обнаружили. Забрав из бювара адрес для телеграммы-ловушки, сыщики вернулись в Малый Гнездниковский переулок. Сфабриковали депешу и отослали в Петербург. Одновременно Лыков с полицейского телеграфа доложил Благово события дня. Он попросил разрешения дождаться шантажистов и накрыть их. Вдруг поймают самого Затейника?
Утром Благово телеграфировал свое согласие. Приписал в конце: будь осторожен. Но Алексей уже настроился на бой. Для себя он решил, что живьем Маломеркова брать не стоит. Негодяй должен погибнуть при задержании. По коротким репликам Эффенбаха он догадался, что тот задумал то же самое. Значит, брать его надо вдвоем, без посторонних. Лишь бы душегуб оказал сопротивление! Пусть только пальцем шевельнет, этого будет достаточно. Хуже, если бросится на пол и закричит «сдаюсь!». Что тогда делать? Опять же, а свидетели? Сколько их будет? Избавить землю от гадины не так просто…
Началась подготовка к опасному задержанию. Эффенбах выдал поручику Корейшу тысячу рублей из сыскного кредита. Номера билетов переписали – пригодятся как улика. Было два варианта развития событий. Первый – в трактир заявится сам Маломерков. Тогда все просто: его надо пришибить до смерти. Конечно, если повезет… Второй вариант – головорез пошлет за деньгами своего человека. Тогда нужно вручить ему наличность и взять в проследку. И он приведет филеров к укрытию Павки Затейника.
Ясно было, что одного поручика пускать на встречу нельзя – он выдаст себя какой-нибудь ошибкой. Лыков сказал, что назовется его охранником. Тысяча рублей – большие деньги, репутация у заведения так себе: могут стукнуть по голове, забрать казенные средства и скрыться. И Алексей переменил наружность. Он надел добротный сюртук, пустил по жилету золотую цепочку и набриолинил усы. Ни дать ни взять бывалый человек.
Эффенбах тоже хотел поучаствовать в аресте, но питерец возразил, что главного сыщика блатные знают в лицо. Гримироваться? Рискованно. Да и зачем там второй полицейский? Лишние люди только насторожат бандитов. На встречу их придет двое или трое. Лыков раскатает их в тонкий лист. Тут главное – неожиданность, остальное – дело опыта. Коллежский асессор проделывал такое десятки раз, и все предсказуемо. Если кто-то вырвется и задаст стрекача, вот там, на улице, его и примут люди Эффенбаха.
Больше всего сомнений вызывал сам Корейш. Сыщики провели с ним несколько часов и твердили ему: меньше говори и больше слушай, тогда все закончится быстрее. Игната Корнетова там не жди, а тот, кто явится, станет ссылаться на него. Не подавай виду, что знаешь об убийстве сутенера! Бандиты будут следить за твоими реакциями. Малейшая ошибка в мимике, и все насмарку. Бросятся к дверям, а могут и на нож насадить. Буркнул подходящие слова, отдал деньги и уходи, дальнейшее тебя не касается.
И вот наступил решающий момент. В оговоренное время поручик с сыщиком подъехали к трактиру и вошли в чистую половину. Там сидело всего двое. Первым, кого увидел Алексей, оказался Тоська Шарап! Кулачный боец, чемпион Москвы по мордобою, встретился ему в 1883 году, когда сыщик под прикрытием дознавал убийство министра внутренних дел Макова[25]. Сначала они подрались, а потом сдружились. В интересах дела Шарапу сказали, что Лыков задохнулся в Даниловских пещерах. Поэтому сейчас, увидав его румяного и здорового, с золотой цепью по борту, парень разинул рот. Появление Тоськи было на руку сыщику, и он сказал с искренней радостью:
– Здорово, Антон Шарапов. Давненько не виделись.
– Ты… ты живой?
– Разуй гляделки. Конечно, живой.
– А…
– А тебе сказали, что я погиб.
– Да. И в тую пещеру сыщики возили, где тебя засыпало. Как же это?
– Да все просто. Я их со следу сбивал, прикинулся мертвым.
– Эх и ловок! – восхищенно сказал боец, протягивая старому знакомцу руку.
Тут поднялся второй, который внимательно слушал их разговор, и окликнул Шарапа:
– Это что за хлюст?
– Сам ты хлюст, – обиделся Тоська. – Гляди: Алексей Николаевич Лыков к нам пожаловал. Вольный человек, герой турецкой войны и такой силы дядя, что троих, как я, к ногтю возьмет! А таких, как ты, и десяти не хватит.
Алексей за рукав потянул из-за спины застывшего там поручика и сказал:
– Я его охрана.
Незнакомец пристально разглядывал сыщика, и что-то ему сильно не нравилось.
– Какая еще охрана? – грубо ответил он. – Я тебя не знаю. Уговор был, что придет один.
– Я тебя тоже на знаю, – заявил Лыков. – И потом, вас-то двое. Что не так? Или ты дурное замыслил с моим клиентом? Тогда берегись.
Бандит мялся и не знал, что ответить. Вмешался кулачный боец:
– Ты, Амфилохий, полегче. Лыков наш, я его проверял. Не фартовый, но шпановый брус[26]. Кого хочешь о нем спроси. Он в Москве пять годов назад такого шухеру навел…
– Амфилохий? – мгновенно среагировал коллежский асессор. – А фамилия тебе Покаместов?
– Ну… – растерялся тот.
– Ты из команды Сеньки Валоха, я слышал о тебе от Федора Погодина. Вы еще вместе ломали кассу артиллерийской лаборатории.
Сыщик назвал фамилии питерских уголовных среднего калибра, не из заправил, но и не из пехоты. Оба сейчас сидели, и проверить их слова фартовым