Большая книга ужасов – 73 - Елена Усачева

— Это тоже зверь, только из моря. Еще неизвестно, что больше подойдет. — Красный повернулся к Никите. — Я курицу хотел стащить. Но за курицу мать убьет. А селедку, может, не заметит.

Никита кивнул. Уходить расхотелось.

— А я принес вот, — оживился синий и вытащил из кармана куриную ногу. Жареную. С прилипшей спичкой.

— Ты чего? — переключилась на синего мелкая в сапогах. Она переложила крота в банку и теперь старательно прижимала ее к груди.

— Пригодится, — остановил повтор спектакля Никита. — Где твой куст?

Он ничего не понимал, поэтому затягивать действо не стоило.

— Это сработает, — убежденно сообщил красный. — Мы и табличку сделаем. Нам только твоя фамилия нужна.

Мелкая в сапогах торопилась вперед, прижимая банку к груди. Никите стало интересно, чем они будут копать. Руками?

— Что? — не понял он красного.

— Твоя фамилия, чтобы уже точно сработало.

— Что сработало?

— Что мы тебя похоронили.

Никита остолбенел. В свете ночного кошмара утренние похороны смотрелись в самый раз. Они его здесь точно ухайдакают.

— Вот, вот! У меня есть! — заверещала вторая мелкая и протянула сразу три таблички. Пластиковые, на невысокой ножке, под прозрачной пленкой вставлены бумажки с названиями: «петрушка», «укроп», «редис».

— Чего-то я не понял, — пробормотал Никита.

— Тебе же вчера говорили! — по-бабски всплеснул руками красный.

Если вспоминать вчера, то ему много чего говорили. Одна баба Зина затмила всех своим выступлением.

— О проклятии. Аня рассказывала…

Для начала надо было соединить имя «Аня» с информацией о проклятии. Пока не вспомнил, что Аня — это Хельга, в голове стояла приятная взбаламученность, туда-сюда носились мурашки. Внутри черепной коробки зачесались мозги.

Горюч-камень Алатырь. В ушах зазвучали воспаленные слова: «В добрый час молвить, в худой промолчать. На густой лет, на большую воду, на свою и вражью горячу кровь, на живу душу слово намолвлю…» Аня-Хельга… это она так говорила. Вчера. Или позавчера? Никита сжал кулак. За два дня он натер ладонь, волдырь лопнул, кровавит. Такие игры, значит, да? Кто не спрятался, я не виноват.

— И что?

Невероятно серьезные лица мелких не вызывали сомнения в том, что сейчас происходит важнейший разговор. Для них, по крайней мере.

— Проклятие Аэйтами! — со значением произнес красный. Но Никите это не помогало. Его не оставляло ощущение, что над ним издеваются. Что мелкие вот прямо сейчас разводят его как новенького, а где-нибудь за туалетной будкой сидят Илья с Легычем и ухахатываются.

— Поздравляю, — буркнул Никита. — Не всем так везет.

Красный оглянулся на мелкую в сапогах. Та смотрела на мальчишек сурово.

— От меня-то вы чего хотите? — спросил Никита. — Нужно помочь похоронить крота? Давайте помогу. Только по-быстрому. У меня дел много. Дальше играть с вами я не буду. Других ищите.

— Ты что? — завела знакомую мелодию мелкая. — Это же для тебя!

Никита покосился на курицу в руках синего. Куриная ножка уже пару раз падала и теперь была немного в земле.

— Я не голодный.

— Проклятие! Пошли! Сейчас сделаем, и все закончится.

Никита вяло покивал. Если после этого «все» закончатся непонятки, он будет только рад. А то собрался полный поселок психов. Газы у них тут какие всех медленно сводят с ума?

— Аэйтами сказал, что все тут сгорит, если пришлые не уйдут. Что каждый год будут люди умирать, пока не освободится место для истинного народа. Каждый год! — Мелкая в сапогах со значением подняла вверх грязный палец.

Почему-то вспомнилась обвалившаяся крыша. Задавило пацана. Никиту тоже попыталось задавить старое пальто.

— Я ничего не понял, — признался Никита, не давая себя увести.

Мелкая повернулась к нему с невероятно серьезной миной. С такой учительница по алгебре сообщает классу, что карьера ученого никому не светит.

— Ты новенький. Он тебя убьет. Он всегда убивает новеньких. А так — назовем кротика твоим именем, похороним. Он ошибется. Решит, что ты уже умер.

— Почему меня-то?! — возмутился Никита. Хотел добавить — вон сколько вас тут ненормальных, любого бери, не жалко. Но сдержался. Все-таки в дурдоме надо держать себя в руках. Из памяти запоздало вынырнуло «Ты следующий», но тут же выветрилось. Не до ночных кошмаров сейчас.

Красный толкнул мелкую в плечо, сбивая и без того неустойчивую кофту.

— А я говорил… — прошипел он. — А ты говорила… А все ерунда!

Сунул селедку в пакет и обратно в карман.

— Не ерунда! — крутанулась на месте мелкая в сапогах. — В прошлом году приезжего крышей пришибло, в позапрошлом походник на Щучьем озере утонул. Тоже парень. Там и табличку поставили. А теперь вот этот приехал.

Красный засопел. Никита вспомнил совет Паши. Правда, что ли, уехать? Ну их тут совсем. Что он, дома один не посидит?

— Ладно, — согласился красный. — Пошли. Закопаем крота по-быстрому и разбежимся.

Ага, по-быстрому… Разбежимся…

Никита помотал головой, пытаясь утрамбовать мысли.

Около кустов мелкая в сапогах и ее подружка без велосипеда копали совком яму.

— Вам играть больше не во что? — осторожно спросил Никита.

— Мы тебя закопаем, — сообщила мелкая в сапогах. — И все, больше никто не умрет.

— И не сгорит ничего, — добавил красный, вновь доставая свою селедку.

Никита сглотнул. От всех этих похоронных приготовлений ему стало не по себе.

— Как твоя фамилия? — вцепилась в его рукав мелкая без велосипеда.

— Я все равно не понял, — высвободился из цепких пальцев Никита. — Вам-то это зачем?

— Мы его ненавидим, — печально произнес синий.

— Кого?

Синий все еще держал куриную ногу.

— Хозяина, — прошептал синий. — У меня в том доме бабка жила. А он сжег. Пускай подавится этим кротом.

Бывают дни хорошие. Бывают дни плохие. Хорошие — когда не готовился к урокам, а тебя и не спросили. Когда у мамы настроение и вы идете покупать фотоаппарат. Когда можно весь день телевизор смотреть. Плохие — это все наоборот. Мама ругается, отбирает планшет, и сколько бы ты ни готовился, все равно спросят и попадется единственный вопрос, на который не сможешь ответить.

Никита шел, сжав кулаки. Хотелось зажмуриться. Чтобы больше не вспоминать то, что видел — свое имя, фамилию и даты жизни. Родился такого-то, умер сегодня.