Бумажная клетка - Ирина Дягилева

Лицо Никиты побледнело и осунулось. Пуля вся дрожала от желания обидеть его, отомстить – теперь, годы спустя, когда это было уже ни к чему.

– Поздравляю! Твоя жизнь удалась! – Неожиданно она перехватила его взгляд, полный тоски, и гнев ее спал, как проколотый надувной шарик. – Прости, – сказала она. – Это не мое дело. Лучше я пойду.

– Да, так будет лучше, – с покорностью кивнул Никита.

Пульхерия взглянула на него, красивого и такого чужого, недосягаемого, достала из сумочки визитку и положила на стол.

– Здесь мой мобильный телефон. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь…

– Не понадобишься. Постараюсь обойтись без твоей помощи.

– Но если вдруг… позвони. Обещаешь?

– Ладно, – неожиданно сдался он. – Обещаю.

Они одновременно встали, она с кресла, он с кровати. Пульхерия подошла к нему, прижалась, он наклонился к ее лицу и поцеловал в губы. Этот поцелуй должен был символизировать последнее «прости», но неожиданно его губы прижались к ее губам. Пульхерию словно ударило током. Никита, обняв за талию, привлек ее к себе, и они потеряли счет времени в долгих, безумных объятиях.

Звонок мобильного телефона раздался, словно гром среди ясного неба. Они с виноватыми лицами одновременно отпрянули друг от друга, будто их застукали за чем-то неприличным. Пульхерия знала, что этот поцелуй ничего не значит, просто случайный возврат в прошлое, которого не вернешь. Но сердце у нее колотилось, ноги подкашивались. Неожиданно с ужасом она осознала, что за все время знакомства с Германом ничего подобного не было. Замерев, Никита уставился на нее своими бездонными глазами цвета холодного моря. Физические опьянение постепенно проходило, сменяясь чем-то, что сродни ненависти. Пуля хотела, чтобы он позвал ее, а она с гордостью могла бы отказаться, но Назаров молча ждал, когда она ответит по телефону.

Звонила Марина. Пуля коротко бросила в трубку: «Я перезвоню тебе через пять минут». Пока она говорила, Никита подошел к двери и распахнул ее настежь.

– Прощай, – чуть слышно сказала она.

– Прощай, – прошептал он.

В пятницу в ресторане гостиницы, где жил Назаров, Александр Николаевич Гранидин справлял свое шестидесятилетие. Огромный ресторан был арендован полностью. Герман с Пульхерией приехали задолго до начала торжества. Хотя были наняты распорядители, Герман предпочел проверить все сам. Он носился по залу, словно метеор, отдавал последние распоряжения охране, потом мчался на кухню и лично проверял свежесть продуктов. Прибыли журналисты. Номер одного из гламурных журналов, принадлежащих Гранидину, целиком посвящался рассказу о юбиляре, его жизненном пути сквозь тернии к звездам. Детские, школьные фотографии – это уж как водится, но основная масса материала все же должна быть об именитых гостях, роскошном убранстве ресторана и прочей мишуре.

Пуля выбрала самый дальний столик и углубилась в чтение детектива, который накануне предусмотрительно положила в сумочку. Прочитать она успела только две страницы.

– Читаешь? – услышала она укоризненный шепот жениха.

– Читаю. – Она нехотя захлопнула книгу.

– Может, есть желание мне помочь?

– Нет. Ты и сам прекрасно со всем справляешься.

– Хочу поручить тебе наблюдение за подарками. Очень ответственное дело…

– Ну уж нет! – решительно прервала она его. – Это удовольствие не для меня.

– Так разворуют же! – Герман молитвенно сложил руки и с горестной гримасой взглянул на Пульхерию. – Умоляю тебя, присмотри за ними!

– Ничего страшного! Все не разворуют.

– Ты ничего не понимаешь! Самые маленькие подарки – часы, украшения, мобильные телефоны легко спрятать в карман. Тебе просто нужно вовремя уносить их в комнату для подарков.

– С таким же успехом их и там могут стащить.

– Возле комнаты я поставил охранника.

– Пусть он и следит!

– Соблазн слишком велик.

– Тогда поставь двух охранников, пусть они друг за другом следят.

– Сговорятся.

– Ну, Герман, я тебе не завидую, тяжело жить на свете, всех подозревая. Поручи это Грише.

– Он общается с журналистами.

– Герман, извини, но я этим заниматься не буду, – решительно отказалась Пульхерия. – Без пары часов твой папочка не обеднеет.

– Придется делать все самому, – тяжело вздохнул он. – Кстати, мы сидим за столом вместе с папой.

– А мне нравится здесь. Меня никто не видит, зато я вижу всех.

– Этот столик не обслуживается, – со злорадной, как показалось Пуле, улыбкой сказал Герман.

– Так распорядись, чтобы обслужили!

– Нельзя! Требования политеса. Придется тебе, моя дорогая, потерпеть.

– Учти, Герман, мое терпение не безгранично, – мрачно пробурчала Пуля. Но жених уже исчез.

Начали прибывать первые гости. Пульхерия отложила книгу и стала с интересом наблюдать за происходящим. Кого там только не было: известные депутаты, завсегдатаи телешоу, от кулинарных до политических, несколько знаменитых певцов и актеров, незнакомые мужчины в смокингах и дамы в вечерних платьях, увешанных бриллиантами. Пульхерия читала сценарий вечера и знала, что за весьма внушительную плату пригласили знаменитого итальянского певца, творчеством которого восторгался Александр Николаевич. Певец, конечно, был пенсионного возраста и изрядно потрепан жизнью, но все еще бодр и энергичен и даже написал, вероятнее всего за кругленькую сумму, новую песню, которую обещал посвятить юбиляру, о существовании которого до этого дня даже не догадывался.

Появились Олег с Мариной. Пульхерия заметила, что она машет руками в сторону зала и что-то с возмущением говорит охранникам, и поспешила к ним. Герман не хотел вносить их в списки приглашенных, ведь они были не из их круга, но Пуля обозвала его снобом и категорично заявила – без Марины и Олега на торжество не пойдет. «Рядом с друзьями я чувствую себя увереннее», – объяснила она, и Герман нехотя уступил.

– Пуляша, смотри, кого мы встретили в вестибюле гостиницы. – Марина растолкала охранников и из их гущи буквально силой извлекла Никиту Назарова.

– Они не хотят их пускать! Пуляша, скажи им, – возбужденно тараторила Марина.

– Пульхерия Афанасьевна, нам приказано чужих не пропускать, – виновато оправдывался охранник. – Ладно бы один, но их двое.

– Двое? – удивилась она.

В этот момент появилась Виктория. Выглядела она сногсшибательно: красное шелковое платье, словно змею кожа, обтягивало безупречную фигуру девушки, в меру косметики и ни грамма бижутерии. На нее было больно смотреть, так она была хороша.

– Извините, но я здесь не распоряжаюсь, – холодно сказала Пульхерия.