Снегопад с игроком - Ребекка Дженшак

— Нет, нет, — говорю я слишком быстро. Мне нужна минутка без него так близко. Мои нервы на пределе. Я наклеиваю улыбку. — Я знаю, как ты относишься к готовке. Я смогу сделать это.

Я открываю холодильник. Мы со Стеллой купили продуктов, которых, по нашему мнению, хватило бы на все выходные, но после того, как мы поделились с ребятами, их количество быстро закончилось.

— Сэндвичи с индейкой?

— Да, это звучит хорошо.

Я достаю все, что мне нужно, и готовлю нам ужин, пока Тедди включает фильм «Подарок на рождество», и его смех над пошлым праздничным фильмом производит странные вещи на мои внутренности.

— Спасибо, — говорит он, когда я передаю ему тарелку с сэндвичем и чипсами.

— Пожалуйста. — Я ем стоя на кухне.

Между укусами я нахожу гирлянду светодиодных фонарей из своей комнаты в общежитии, которую принесла, чтобы повесить на елку, и она выглядит даже лучше, чем я себе представляла. Мне только хотелось бы, чтобы у меня было еще две или три пряди. После этого достаю все для украшения печенья.

Тедди сидит на табурете передо мной, его тело наклонено так, чтобы он мог смотреть телевизор.

Я наблюдаю за ним. Он съедает свой первый сэндвич за четыре больших укуса, а затем переходит к чипсам. Я едва прикоснулась к еде, когда он закончил. Я беру свой сэндвич и продвигаю к нему тарелку с чипсами.

— Спасибо.

— У нас почти закончилась еда, но у нас много печенья. — Я держу один. Он выхватывает его у меня и сует в рот.

— Хорошо, — бормочет он, жуя.

Я игриво смотрю на него и шлепаю его по руке, когда он идет за очередным печеньем. Я очень быстро украшаю маленькое печенье в форме колокольчика и передаю его ему. — Сахарное печенье без глазури — это грустно. Это как незамороженные пирожные Pop-Tarts. В чем смысл?

Он смеется, но, откусив первый кусочек, кивает. — Черт, это хорошо.

Остальное он запихивает в рот, затем встает и достает пиво из холодильника.

— Это кажется поистине ужасной комбинацией, — говорю я, указывая на одно из двух.

— Ты права. — Он ставит пиво обратно, а затем берет Румчату [Прим.: RumChata — сливочный ликер, производимый в Висконсине] с холодильника. — Печенье и крем.

— Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что ты сладкоежка.

Он наполняет кофейную кружку сладким ликером и выпивает ее. Его лицо искажается. — Это слишком сладко даже для меня.

Он забирает свое пиво из холодильника.

Мы вместе украшаем печенье. Ну, я украшаю, а Тедди их ест. Я изо всех сил стараюсь сыграть Санту с маленькой третьей ногой, но в конечном итоге выглядит так, будто у него в штанах серьезный жар.

Тедди вежливо об этом не упоминает, но я замечаю, что и это он не ест.

К тому времени, как мы закончили, мы убили всего тридцать минут. Снег все еще идет. Ужасающая метель. Именно то, что я хотела, но не совсем так, как я хотела.

— Я не думаю, что они вернутся сегодня вечером. — В моем животе оседает тяжесть.

— Неа. — Он одаривает меня извиняющейся улыбкой. — Хочешь посмотреть еще один фильм или что-то в этом роде?

Я киваю. — Ага. Можно и так.

Тедди берет еще два печенья и пиво и направляется в гостиную. Едва я выхожу из кухни, как мигает свет. Мы оба замираем. Свет выключается, включаются, а затем снова выключается и остается таким.

7

Между нами царит жуткая тишина, пока мы ждем возвращения энергии. Единственное, что еще горит, — рождественская елка с небольшой ниткой гирлянд на батарейках.

Тедди подходит к окну и выглядывает. — У соседей тоже темно. У тебя есть фонарик или свечи?

На улице еще не совсем закат, и большая фигура Тедди освещена, когда он стоит спиной к окну, лицом ко мне. Вот тогда-то и начинается. Я имею в виду, действительно начинается. Меня засыпало снегом с Тедди. Выпал чертов снег. Нас только двое. Без электричества.

— Холли? — То, как он произносит мое имя, грубо, но как-то мягко, привлекает мое внимание.

Когда я встречаюсь с ним взглядом, его серые глаза (хотя я не могу различить цвет в тусклом свете) ищут меня с беспокойством и заботой. — У нас все будет в порядке.

Как мне сказать ему, что меня беспокоит не то, что мы замерзнем насмерть, а то, что я могу сказать или сделать что-нибудь идиотское и опозориться перед ним? Такое чувство, будто эта влюбленность умрет холодной, унизительной смертью.

Как только ты выставляешь из себя достаточно большую задницу перед тем, кто тебе нравится, ты понимаешь, что от этого уже нет пути назад. Вот и все. Сердце движется дальше. Нет, не сердце. Мозг. Должно быть, это техника выживания. Когда всякая надежда наконец потеряна, ваш мозг перестает посылать дофамин, эндорфины или что-то еще (наука явно не моя сильная сторона), которое заставляет ваше тело петь, когда рядом находится другой человек.

Я не хочу забывать Тедди. Эта влюбленность чувствует себя хорошо, даже если я здесь далеко, далеко не в своей тарелке.

Это один из тех случаев, когда мне хотелось бы быть больше похожей на Стеллу. У нее не будет проблем, если ее завалит снег с ее возлюбленным. Но я — это я, а Тедди все еще смотрит на меня так, будто я вот-вот сломаюсь перед ним.

— Свет, — говорю я наконец. — Я думаю, что в хозяйском чулане мог быть фонарик, и я видела несколько свечей под раковиной.

Он начинает действовать, но я медленнее. Он приближается, и я понимаю, что нахожусь у него на пути, и начинаю двигаться, но он уже обходит меня и вот я снова перед ним.

— Извини, — вскрикиваю я, когда он упирается мне в плечи, чтобы не сбить меня с ног. Его грудь касается моей, и я чувствую запах его мыла, смешанного с еловым ароматом.

Мы оба снова начинаем двигаться, но на этот раз в противоположных направлениях.

Я хватаю свечи под раковиной, обыскиваю другие комнаты и нахожу еще две. Когда я возвращаюсь в главную комнату, у Тедди есть небольшой фонарик и спички.

Он включает фонарик и освещает им темную комнату, затем снова выключает его и ставит на стойку. — Они тоже были там. Он держит спички.

— Должны ли мы их сохранить?

Он качает головой. — Может быть, один, но я сомневаюсь, что электричество будет отключено так долго.

Мы зажигаем свечи, оставляя одну на кухонной стойке, а остальные я отношу в гостиную.