В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле

Филиппо захотелось добить его.

— Несколько дней назад, — произнес он, — едучи в спальном вагоне, я выставил туфли за окно, имея привычку к жизни в гостиницах.

Гверрандо дал ему договорить. Потом произнес совершенно спокойно:

— Когда и где?

— Время было около полуночи, — сказал Филиппо, — поезд проезжал мимо железнодорожной будки на двухсотом километре от Рима, где работает один старый и добросовестный обходчик.

— Понятно, — бесстрастно отозвался Гверрандо, — я как раз проезжал в спальном вагоне мимо той же будки в семь утра: я открыл окно и обнаружил пару прекрасно начищенных туфель, висящих в воздухе.

Филиппо был посрамлен: этот темный проходимец разбил его в пух и прах. Будучи слишком воспитанным, чтобы показать свою досаду, он сдержался.

— Солнечный Лучик, смелее! — произнес он, чтобы отвлечь внимание. — Теперь мы хотим услышать какую-нибудь историю от вас.

Баттиста, у которого лицевые мускулы болели от слишком продолжительного усилия изображать улыбку, как раз снова пристраивал на багажной сетке свою шляпу, упавшую на Гверрандо вследствие дерганья поезда. Зная один еврейский анекдот, он начал его рассказывать:

— Славный Абрам, — начал он, — выиграл в лотерею. Вы спросите — как же так? Такой экономный человек, можно сказать, с рождения знающий цену деньгам, рисковал ими в игре? Разве нет множества других более прибыльных дел, приносящих двадцать, тридцать, даже пятьдесят, а то и — как знать — сто процентов? О, не пугайтесь! Почтенный Абрам не потерял рассудок; его голова, сохранившая ясный ум, по-прежнему крепко сидит на плечах. Его семья может быть довольна: старая мать Сара, старый отец Моисей, любимая жена Эсфирь, дети Иезекииль, Юдифь, Давид, Иеремия, и все остальные домочадцы могут жить спокойно…

Баттиста осекся. От внимательного взгляда Филиппо его мозг вдруг пронзила колючая мысль: а что если старик — еврей? Он постарался исправить положение, заключив анекдот несмешной концовкой, зато лестной для еврея. Он сказал:

— Дело в том, что Абрам, как и все евреи, расточителен, щедр, мало ценит деньги и очень честен.

— Да что вы несете? — закричала Сусанна. — Там все не так. Я расскажу, как там было дальше: скажу по секрету, там говорится об одной выигрышной комбинации из трех цифр, которая нашлась в старом костюме, висевшем в лавке. Так вот, чтобы отпраздновать выигрыш, Абрам решил — предки не перевернутся в гробах? пророки не возмутятся? — рискнуть и потратить очень скромную сумму на поход в кино. Два раза пересчитав деньги для верности…

Тут Сусанна, увидев смущенное лицо Баттисты и вспомнив его очень лестные для евреев слова, подумала: «А, может, он еврей?» И неловко замолчала.

— Извиняюсь, — сказала наконец она. — Я не помню, что там дальше.

— Я, я знаю продолжение, — сказал Филиппо. — Для верности пересчитав деньги два раза, купив и проверив билеты, пока семья двигалась ко входу, Абрам вдруг остановился; одна мысль, как молния, пронзила его недремлющий ум. Он вернулся к окошку кассы и сказал: «Пожалуйста, верните мне стоимость половины билета». «Почему? — спросил удивленный кассир. — Я не вижу ни детей моложе семи лет, ни солдат!» «Не…» — Филиппо остановился; он увидел, что Гверрандо смотрит на него как-то странно, и внезапно подумал, что элегантный молодой человек — еврей. Он не хотел обижать его анекдотом, неуважительным к его народу, и сказал: — Я что-то не помню…

— Я помню! — воскликнул Гверрандо. И продолжил: — «Дело не в этом, — нетерпеливо сказал Абрам, — а в том, что мой отец, мой почтенный отец Моисей имеет право на скидку в пятьдесят процентов, потому что…»

Молодой человек замолчал.

— Потому что…? — сказал Филиппо.

— Ну же, дальше! — сказала Сусанна.

Но Гверрандо пристально и с подозрением смотрел на Филиппо. «Может, этот старикашка еврей? — подумал он. — Лицо у него то самое…»

— Ну так почему же? — настаивал Филиппо, сверля рассказчика взглядом, который показался тому полным вызова.

— Вот вы сами и скажите, — ответил Гверрандо.

Филиппо повернулся к Сусанне:

— Скажи ты.

Баттиста чувствовал себя весьма неловко. «Сейчас дойдут до меня», — подумал он. Ему хотелось исчезнуть. И в самом деле, Сусанна посмотрела на него.

— Заканчивайте вы, — предложила она.

— Потому что… — пролепетал Баттиста.

Но ему не хватило смелости продолжить. И тут поднял голову ребенок на поездку.

— Да ну вас в самом деле, — сказал он. — Давайте уж я закончу анекдот. «Потому что, — сказал Абрам, — мой отец на один глаз слепой».

Все обменялись изумленными взглядами.

— Так значит, — сказали они, — никто из нас не еврей.

Автор подозревает, что евреями были все.

Филиппо хотел спать. Он надел тапочки, покрыл себе ноги клетчатым одеялом, подложил подушку под голову.

— А сейчас, — сказал он, — попрошу меня не беспокоить.

Тут поезд остановился на станции, захлопали двери. Старик ущипнул дорожного ребенка, но тот спал крепко и плакать вовсе не собирался. Выбранившись, Филиппо вскочил с постели, погасил свет и, вытянувшись на полке, сделал вид, что спит беспробудным сном, пока его спутники делают то же самое. Какой-то господин заглянул в купе, увидел синюшные лица спящих, попробовал покашлять, но в конце концов, уступая тому странному уважению, которое — бог весть почему — испытывают к спящим в поезде, к невыгоде всех тех, кто в поезде не спит. Господин уже собрался выйти, когда Филиппо, введенный в заблуждение тишиной, имел неосмотрительность открыть один глаз. Новый пассажир одним кошачьим прыжком оказался с ним рядом, решительно поставил чемоданы на сетку; затем, проговорив «простите», поднял Филиппо и уселся рядом с ним.

Проделав это, он включил свет и с удовлетворением осмотрелся. Все открыли глаза и прекратили бессмысленную комедию. Новый пассажир протянул Филиппо правую руку.

— Позвольте? — сказал он, чтобы представиться.

— Нет.

Новичок не растерялся.

— К счастью, — сказал он, — в этом поезде полно народу.

— Какое уж тут счастье, — пробурчал Филиппо.

— Однажды, — продолжил новичок, — я ехал один. В поезде яблоку негде было упасть; пассажиры подходили, видели, что все места заняты, и быстро удалялись, решив, что надо ехать куда-нибудь в другое место. Только я один вошел и остался стоять в коридоре, говоря самому себе: «Вот увидишь, в момент отправления кто-нибудь сойдет». Но в момент отправления произошло нечто неожиданное: сошли все — и разошлись в разные стороны. Поезд оказался совершенно пустым. Прибежали носильщики, думая, что поезд только что прибыл, но поезд отправился, пустой и легкий, и весь в моем распоряжении.