Море спокойствия - Эмили Сент-Джон Мандел

– абстрактные цвета, смятение, огни. Луиза танцевала в гостиной. Мирэлла понаблюдала за ней, затем вошла в толпу.

– Голова разболелась, – сказала Мирэлла. – Я, наверное, пойду. – Луиза поцеловала ее, и Мирэлла поняла, что все кончено. Она не испытывала никаких чувств.

– Позвони, – сказала Луиза.

– Адью, – попрощалась Мирэлла, уходя сквозь толпу, а Луиза, не знавшая французского, не поняла тайного смысла сказанного и послала ей воздушный поцелуй.

III. Последнее книжное турне на Земле / 2203 год

Первая остановка книжного турне пришлась на Нью-Йорк, где Оливия провела автограф-сессии в двух книжных магазинах, затем нашла часок прогуляться по Центральному парку перед ужином, который давала в ее честь торговая сеть. Овечий луг в сумерках: серебристый свет, влажные листья на траве. В небе роились низколетящие воздушные суда, а вдалеке огни рейсового корабля кометами взмывали вверх в сторону колоний. Оливия остановилась на мгновение, чтобы сориентироваться, затем направилась к древнему двойному силуэту «Дакоты». За ним возвышались стоэтажные башни.

В «Дакоте» Оливию ждал новый рекламный агент Аретта, которая отвечала за проведение всех мероприятий в Атлантической Республике. Аретта была немного моложе Оливии, и ее почтительность раздражала Оливию. Когда Оливия вошла в вестибюль, Аретта быстро встала, и голограмма того, с кем она разговаривала, погасла.

– Хорошо прогулялись по парку? – спросила она, заранее улыбаясь положительному ответу.

– Спасибо, замечательно, – сказала Оливия. Она не стала добавлять: «Мне захотелось жить на Земле», – потому что когда последний раз она доверительно поговорила с менеджером, ее слова были повторены за ужином: «Вы знаете, что сказала мне Оливия во время поездки? – взахлеб сообщила библиотекарь в Монреале сидевшим за столом библиотекарям. – Она сказала мне, что немного волнуется перед выступлением!» Так что теперь Оливия взяла за правило ни с кем не делиться никакими сведениями, даже отдаленно напоминающими личные.

– Хорошо, – сказала Аретта, – нам, наверное, пора выходить. Это в шести-семи кварталах отсюда. Может, нам..?

– Я бы с удовольствием прогулялась, – сказала Оливия, – если вы не против. – Они вместе отправились в серебряный город.

Неужели Оливии захотелось бы поселиться на Земле? У нее не было однозначного ответа. Всю свою жизнь она прожила на ста пятидесяти квадратных километрах второй лунной колонии, изобретательно названной «Колония‑2». Она считала ее прекрасной – Колония‑2 была белокаменным городом с островерхими башнями, трехполосными улицами, сквериками, кварталами, где высокие дома сменялись приземистыми, с миниатюрными лужайками, рекой, протекавшей под пешеходными аркадами, – но есть своя прелесть и в стихийных городах. Колония‑2 умиротворяла своей симметрией и упорядоченностью. Порядок порой бывает безжалостным.

В тот вечер в очереди за автографами после лекции в Манхэттене некий молодой человек присел, чтобы его глаза были примерно на одном уровне с Оливией, и сказал: «Я принес книгу для автографа… – его голос немного дрожал, – но на самом деле я хочу признаться, что в прошлом году ваше произведение помогло мне пережить трудный период в моей жизни. Я вам очень признателен».

– O, благодарю вас, – произнесла Оливия. – Польщена. – Но в такие моменты слово «польщена» всегда звучало неуместно, неискренне, как будто она, Оливия, лицедействует, фальшиво исполняя роль Оливии Ллевеллин.

– Все мы иногда фальшивим, – сказал отец на следующий вечер по дороге из Денверского воздушного терминала в городок, где он проживал с ее матерью.

– Да, я знаю, – сказала Оливия. – Я не склонна думать, что это такая уж насущная проблема. – Собственная жизнь представлялась Оливии свободной от насущных проблем.

– Правильно, – улыбнулся отец. – Полагаю, жизнь у тебя сейчас немного сумбурная.

– Разве что чуть-чуть. – У Оливии было сорок восемь часов на свидание с родителями до возобновления турне. Они проезжали мимо сельскохозяйственной зоны; по полям ползали громадные роботы. Солнце светило здесь резче, чем дома. – Я благодарна и за такую жизнь, какой бы сумбурной она ни была.

– Разумеется. Наверное, скучаешь без Сильвии и Диона. – Теперь они проезжали по предместьям городка, где жили ее родители, а именно сквозь заводской квартал, в котором ремонтировали роботов.

– Просто я стараюсь не задумываться об этом, – сказала Оливия. Заводская серость уступала место ярко выкрашенным магазинчикам и домам. Часы на городской площади сверкали на солнце.

– Расстояния невыносимы, если все время о них думаешь.

Отец не отрывал глаз от дороги.

– Приехали, – сказал он.

Они свернули на улицу ее родителей, и вот, совсем близко, в дверях стояла мама. Оливия выскочила из автолета на воздушной подушке, как только тот остановился, и бросилась в объятия матери. Ни в тот момент, ни за двое суток, проведенных с родителями, она не стала спрашивать: «Если расстояния невыносимы, то почему вы живете так далеко от меня?»

Родительский дом нельзя было назвать домом детства Оливии – дом ее детства продали спустя несколько недель после ее отъезда в колледж, когда родители решили на старости лет обосноваться на Земле, – но здесь царило умиротворение.

– Как я рада тебя видеть, – прошептала ей мать на прощание. Она обняла Оливию на мгновение и погладила по голове. – Скоро вернешься?

Автолет с водителем, нанятым одним из североамериканских издателей, дожидался напротив дома. Вечером ее ждала встреча с читателями в книжном магазине в Колорадо-Спрингс, а ранним утром она улетала на фестиваль в Дезерете.

– В следующий раз привезу Сильвию и Диона, – пообещала Оливия, и турне возобновилось.

Парадоксы книжного турне: Оливия ужасно скучала по мужу и дочери, но наслаждалась одиночеством на пустынных улицах Солт-Лейк-Сити в половине девятого утра в субботу на осеннем воздухе под щебетание птиц в сияющем белом свете. Есть своя прелесть в созерцании чистого синего неба, когда знаешь, что это не купол.

На следующий день в Республике Техас ей снова захотелось прогуляться, потому что на карте ее отель – «Ла Квинта» был отделен парковкой от такого же отеля «Ла Квинта» – был прямо через дорогу от скопления ресторанов и магазинов. Только карта не показывала, что дорога-то на самом деле была восьмиполосным скоростным шоссе без переходов, по которому непрерывно неслись современные автолеты, и лишь изредка – по-стариковски упрямые колесные пикапы. Так что ей пришлось прогуливаться вдоль шоссе, а рестораны и магазины сияли, как миражи, по ту сторону. Перейти туда без риска для жизни было немыслимо. Она и не стала. Вернувшись в отель, она почувствовала, как что-то царапает ей лодыжки. Она посмотрела вниз: ее чулки были проколоты крохотными колючками, поразительно острыми черно-коричневыми звездочками, похожими на миниатюрные лезвия, которые нужно было вытаскивать очень осторожно. Она разложила их на столике и сфотографировала во всех ракурсах. Колючки были настолько идеально твердыми и блестящими, что казались изделием биотехнологий. Разломив одну из них, она