Год в Ботсване - Уилл Рэндалл

Фил, у которого в подобных делах, несомненно, имелось опыта побольше моего, как ни в чем не бывало, радостно улыбался PAX’ам — лично я был уверен, что никогда не привыкну к этому термину туроператоров, — и махал в сторону поджидавшего за стеклом автобуса.

Pax?[15]

Pax Franco-Germanica? Возможен ли мир между французами и немцами?

Я не без оснований опасался, что вряд ли.

Фил помог немцам погрузить их рюкзаки на крышу — но прежде они переложили разнообразные предметы первой необходимости в лихие патронташи — и позволил двум бойскаутского склада юношам забраться наверх и аккуратно все разложить. Я тем временем провел группу Де Ла Розьер к другой стороне автобуса, где моему изумленному взору предстала огромная груда багажа, который, по представлениям французов, был необходим для путешествия по Африке. Компактно укладывать содержимое громоздких рюкзаков — это было не для них! Французы были экипированы модными чемоданами — на колесиках, с выдвижными ручками, кодовыми замками и тисненными золотом инициалами дизайнера. Когда я пытался затащить один из таких чемоданов на алюминиевую лесенку, ведшую на крышу, в нос мне ударил резкий запах: крахмал вперемешку с ароматом изысканных духов.

Наконец загрузка была завершена, и Фил со знанием дела накрыл вздымавшуюся гору вещей водозащитным полотнищем и привязал его, а я завел PAX’ов в автобус. План рассадки туристов не был заготовлен заранее, но необходимости в нем и не возникло. Одна группа расселась слева от узкого прохода, а другая справа, подальше от первой, насколько это только оказалось возможным. Фил как заправский пожарный съехал по лестнице — ноги по бокам от перекладин — и присоединился ко мне в передней кабине.

— Боюсь, провести много времени здесь со мной тебе не удастся, — мрачно изрек он, заскрежетав передачами. Мы выехали на автостраду. — Знаешь, девяносто процентов моих клиентов — милейшие люди. Однако, сдается мне, эта партия из разряда оставшихся десяти.

— Похоже, что так оно и есть. Боюсь, ты прав. И что мы теперь будем делать?

— Мы? Слушай, братан, лично мне придется вести этот драндулет. А тебе всего лишь надо следить, чтобы клиенты не скучали! — Фил взглянул на меня и ухмыльнулся, затем опустил окно и выглянул на дорогу. — С этим особых проблем у тебя возникнуть не должно, если вспомнить, как ты зажигал с девчонками в бассейне прошлой ночью.

— Что?! — Я напряг мозг, тщетно силясь вспомнить хоть что-нибудь.

Судьба, похоже, все-таки предоставила мне небольшую отсрочку, ибо когда я посмотрел через стекло назад, то понял, что на большинстве пассажиров все-таки сказался долгий перелет из Европы, — едва ли не все они крепко спали. Немногие сохранявшие состояние бодрствования прилаживали под шеями надувные подушки, меняли батарейки в плеерах или заносили свои возвышенные мысли в новенькие дневники. Одному лишь Небу известно, что они могли поведать на этой стадии.

«Прибыли в аэропорт Кейптауна точно по расписанию, затем долго пришлось ждать этих из Франции. До чего же не повезло с попутчиками…»

«Malheureusement nous пе sommes pas seuls.Сейчас я не осмеливаюсь писать больше, чтобы не увидел кто-нибудь из НИХ. C’estla guerre, mon cher»[16].

И кто знает, что они будут писать, когда путешествие подойдет к концу?

У Фила, настоящего профи, над приборным щитком была привинчена карта Африки, изображавшая ту ее часть, что южнее Сахары. Тонкая фиолетовая линия указывала наш маршрут, на котором были обозначены остановки с датами. И выглядело это как очень, очень долгий путь. И как, черт возьми, я буду следить, чтобы клиенты «не скучали»?

Приклонив голову к огнетушителю, всячески пресекая попытки собственного мозга вырваться наружу через затылок, я закрыл глаза и попробовал сообразить, каким же образом можно разрядить сложившуюся враждебную обстановку. Шутки и анекдоты тут явно не помогут, поскольку, кроме руководителей групп, никто из туристов, к моему удивлению, особыми знаниями английского не блистал. Желая сохранить хоть какую-то часть пороха сухой, я пока еще не сознался, что владею их языками: я опасался, что в этом случае меня просто захлестнет поток жалоб. Французскому я всегда отдавал большее предпочтение — что, впрочем, основывалось лишь на моем первом любовном опыте, — немецкий же мой инструмент, опасался я, немного проржавел и притупился. Проглотив обойный клей, который не пойми откуда взялся у меня во рту, я сделал еще один глоток тепловатой воды и с содроганием — насколько это было возможно при таком пекле — вспомнил тот единственный раз, когда я отважился на эстрадное юмористическое выступление на иностранном языке.

Еще в самом начале моей счастливой преподавательской карьеры кто-то разглядел во мне восходящую звезду и в добровольно-принудительном порядке поручил находить дружеские связи с Францией и впредь отвечать за это. Наш город-побратим представлял из себя маленькое и не особенно-то красивое скопление домиков послевоенной постройки где-то на задворках обширных нефтехимических полей, что окружают Гавр. В тот год сто пятьдесят двенадцатилеток вызвались провести неделю со своими маленькими amis frangais[17]: довольно многообещающее начало международной дружбы. Когда три наших автобуса прибыли к «Плас де л’Отель де Виль», я обнаружил, что мы паркуемся рядом с еще тремя автобусами из теперь уже немецкого города-побратима. Они извергли таких же вымазанных шоколадом и рыгающих от газировки пассажиров, что и наши. Вдобавок неподалеку стоял изящный микроавтобус «мерседес» с кучей немцев на борту: бургомистром и половиной городского совета.

Несмотря на все разногласия и порой имевшие место инциденты с петардами, раскладными ножами и порнографическими журналами, неделя прошла вполне гладко. Я и вправду начал весьма самодовольно похлопывать самого себя по спине за хорошо проделанную работу и уже предвкушал «Fete du Jumelade»[18] — торжественный обед для шишек всех трех городов, входящих в Ассоциацию породненных городов. Лишь пару дней назад я выяснил, что водителем одного из наших автобусов был наш мэр, который теперь находился вроде как в водительском отпуске.

В одиннадцатом часу обнаружилось, что никто из гостей и должностных лиц не владеет всеми тремя языками, требующимися для официального представления и перевода речей, — «за исключением Уилла, — проявил инициативу доброжелательный коллега, — который знает французский и немецкий!» Так что в конце одинаково долгого и плотного обеда, в течение которого я делал попытки сопротивляться заигрыванию одной из немок — водительницы автобуса, затянутой в кожу, да вдобавок еще и любительницы выпить (она почти все три часа настойчиво следила за тем, чтобы мой бокал не был ни пуст, ни полон), — я немного нетвердо поднялся на ноги и обратился к собравшемуся обществу: