Династия Ямато - Пегги Сигрейв

Кушанья наследнику подавали фрейлины, надевавшие при этом хлопчатобумажные гигиенические маски и касавшиеся циновки при ритуальном поклоне только тыльной стороной ладони (чтобы не допустить даже малейшего загрязнения). Фрейлине, занятой вышиванием, ни в коем случае не позволялось слюнявить нитку, продевая ее в иголку, и тому подобное. Наследный принц пользовался особыми палочками для еды, по длине их превосходили только палочки императора (9 дюймов[6]). Сервировке стола также уделялось особое внимание. Иногда Муцухито предлагались блюда западной кухни. Из мясных блюд принц предпочитал курятину.

Император Комэй не разделял увлечения сына «заморскими штучками». Он не скрывал неприязни к инородцам. Одна из его поэм начинается такими словами: «Пусть меня навеки поглотят холодные воды глубокого прозрачного родника моей родины, но пята иноземца да не осквернит его вовеки». Императору было немногим за двадцать, когда в Японию прибыл посланник американского президента Перри, и Комэй подверг резкой критике сёгунат за его позицию в отношении Запада, как он считал, слишком нерешительную. Но он заблуждался: уже на протяжении многих лет европейские торговые суда, пытавшиеся приблизиться к японским берегам, встречали противодействие японского флота. Известны инциденты с применением корабельной артиллерии. Несколько экипажей русских судов были брошены в японские тюрьмы. В 1864 г. японский флот остановил у берегов Японии и отбуксировал в открытое море два американских парусных судна коммодора Джеймса Биддла. Но, как правило, к иноземным морякам относились уважительно, снабжали их едой и питьем и лишь затем объявляли о запрете на вход в японские порты, ссылаясь на японский закон о запрещении въезда иностранцев в страну. С появлением пароходов Японские острова приобрели для европейцев и американцев еще большую привлекательность с точки зрения организации портового снабжения углем, укрытия китобойных судов от непогоды и как большой потенциальный рынок (оставшийся в стороне от промышленной революции). США все громче заявляли о собственных интересах в Тихоокеанском регионе. Коммодору Перри было поручено «открыть» Японию для США, не стесняясь в средствах. Силой, если угодно.

Многие в Японии ратовали за установление торговых связей с заграницей и знакомство с новыми идеями и технологиями. В условиях самоизоляции Япония не могла импортировать даже продукты питания в неурожайные для страны годы. Открытие Японии для мира явилось бы открытием мира для Японии: его промышленных технологий, системы образования, науки и медицины, сырьевых ресурсов для национальной промышленности. Однако многие упорно цеплялись за прошлое, поэтому в стране росло противостояние между приверженцами и противниками изоляционизма. Назревала буря.

Армия сёгуна под предводительством потомственных самураев не отвечала требованиям нового времени. Поражение Китая в Первой опиумной войне с Великобританией в 1842 г. не сулило Японии ничего хорошего. Сёгунат в конце концов был вынужден пойти на уступки, чтобы избежать войны. Поэтому коммодор Перри, вернувшись на Японские острова через несколько месяцев после своего первого визита, получил от сёгуна положительный ответ. Сёгун принял решение единолично, без консультаций с императором Комэй. Сёгунат подписал договоры с США, позже с Великобританией, Россией, Германией, Голландией и Францией. Эти страны получили право на экспорт товаров в Японию на взаимовыгодных условиях, японский закон о запрещении въезда иностранцев в страну на членов их судовых команд не распространялся. После многовекового изоляционизма японцев буквально шокировал наплыв иностранцев, одетых в необычные одежды и ведущих себя, по их мнению, неподобающим образом. Сохранилось высказывание японского чиновника о тех временах: «На протяжении более десяти лет наша страна находилась в не поддающемся описанию состоянии полного замешательства».

Правительство сёгуна теряло контроль над происходящим. Во многом неравноправные договора с заморскими державами окончательно пошатнули его авторитет в глазах японского общества. Сёгунат, некогда мощный, к началу XIX века представлял сёгун Иэнари. Иэнари, «изнуренный сластолюбец», имел гарем из девяти сотен наложниц и не менее пятидесяти пяти официально признанных детей. Министры правительства, занятые лишь им понятными склоками и борьбой за влияние через придворных фрейлин, поставляли сёгуну несовершеннолетних детей. Страну наводнили бумажные деньги, в городах пышным цветом расцвели увеселительные заведения и бордели.

Рядовые японцы в середине XIX века оказались у опасной черты. Вопрос выживания стал для них главным. Япония являлась аграрной страной, земли находились во владении феодальных семейств. Эффективно хозяйствующих феодалов оставалось немного, в основном их земли располагались вдали от столицы, подальше от внимания центрального правительства. Собственников крупных земельных угодий обязывали (приказ сёгуна) строить роскошные дома в столице и не скупиться на их содержание. Феодалы помельче также были в долгах как в шелках. В стране свирепствовала инфляция, богатства уходили от земледельцев в кассы ростовщиков. Торговцы и банкиры быстро богатели, но жили в постоянном страхе перед хищным сёгуном. В их среде часто распространялись слухи, подобные следующему: «Богатый коммерсант умер в тюрьме, его сыновья и управляющий убиты, а имущество конфисковано!»

В 1832–1837 гг. Япония пережила Великий голод, когда съели всех лошадей, собак, кошек. В небольших деревнях, насчитывающих 40–50 дворов, не выжил ни один человек; некому было хоронить умерших. Отмечались и случаи каннибализма. За голодом пришла чума. Вспыхнули крестьянские и городские бунты, оппозиция взялась за оружие. Только в одной японской провинции 50 тысяч доведенных до отчаяния крестьян пошли на штурм складов местного землевладельца, заплатив за это 562 жизнями. В городах без устали шныряли агенты тайной полиции. Аресты «заговорщиков» проводились даже в общественных банях. После смерти в 1841 г. шестидесятидевятилетнего сёгуна Иэнари министры-реформаторы без промедления изгнали из дворца около тысячи придворных и слуг. Реформы запрещали роскошь, в стране официально объявили режим жесткой экономии.

Оппозиционные сёгунату силы не смогли выработать скоординированный план действий. Наиболее рьяными противниками нового сёгуна стали наследственные самурайские кланы, стремившиеся взять реванш за прежние поражения в борьбе за высшую власть. В интересы кланов не входил подрыв института сёгуната. Основным являлся вопрос о том, какой из кланов станет лидирующим. Более радикально настроенные реформаторы ратовали за конец военного режима и за «модернизацию» Японии посредством вывода на политическую авансцену императора и формирования нового кабинета министров, составленного из коалиции ведущих кланов. Идея коалиции и сплочения ее вокруг фигуры императора приобретала все большую популярность. В дальнейшем к ней присоединились феодалы и их вассалы, выдвинувшие лозунг «Сонно Дзои» — «Преклонение перед императором, изгнание варваров». Император Комэй неожиданно для самого себя оказался крупной политической фигурой, священным знаменем коалиции. Подрыв национальной экономики и политической стабильности сводил на нет попытки сёгуната восстановить контроль над страной. Атмосфера социального кризиса накалялась преднамеренными поджогами складов и дипмиссий иностранных государств. За причиненные убытки Запад требовал от сёгуна выплат громадных денежных компенсаций, непосильных для его казны.