Седьмой сын - Орсон Скотт Кард

Прошло недели две, прежде чем Вера оправилась, чтобы вновь тронуться в путь-дорогу. Элвин и сыновья полностью отработали свое проживание в доме семьи Гестеров. Они расчистили добрый кусок земли, нарубили дров на зиму, запасли угля для кузнеца Миротворца и расширили дорогу. Кроме того, они свалили четыре огромных дерева и сделали крепкий, надежный мост через Хатрак, возведя над ним крышу: теперь в самую лютую грозу люди могли перейти через реку и ни одна капля не упала бы на них.

Могила Вигора стала третьей на местном кладбище, где уже покоились две умершие сестренки малышки Пэгги. В утро отъезда вся семья собралась там, чтобы в последний раз попрощаться и помолиться над братом и сыном. После этого они забрались в повозку и направились на запад.

– Но с вами навсегда останется частичка наших душ, – сказала Вера, и Элвин кивнул в знак согласия.

Малышка Пэгги быстренько проводила их и метнулась на чердак, открыла шкатулку, взяла в руки сорочку маленького Элвина. Никакая опасность ему не грозила – по крайней мере сейчас. Пока что он в безопасности. Она убрала сорочку и закрыла крышку. «Надеюсь, из тебя вырастет хороший человек, крошка Элвин, иначе все наши хлопоты будут впустую».

В воздухе разносился мелодичный звон топоров, сильные голоса сливались в дружной песне, и над лугами у Поселения Вигора все выше поднималась новая церковь, где преподобный Филадельфия Троуэр вскоре начнет первую проповедь. Работа спорилась, преподобный Троуэр даже не надеялся, что церковь будет построена так быстро. Еще день-два назад была возведена всего одна стена молельни – как раз тогда-то и объявился этот пьяница, одноглазый краснокожий, пожелавший принять истинную веру. Если уж один вид будущей церкви вселял в языческие души желание присоединиться к цивилизации и христианству, что же будет, когда здание наконец вознесется над этими дикими лесами? И если такой презренный туземец, как Лолла-Воссики, присоединился к вере Христовой, то каких еще чудес обращения следует ждать в будущем?

Однако радоваться было рано, ибо преподобного Троуэра окружали враги цивилизации куда более опасные, нежели варвары-краснокожие, и общее положение дел выглядело вовсе не так благостно, как в ту минуту, когда Лолла-Воссики впервые надел одежду белого человека. Светлый, чудесный день омрачало отсутствие среди работающих Элвина Миллера. И жена его уже не могла найти оправданий. Сначала он ездил по округе, подыскивая подходящий камень для мельничного круга, затем отдыхал один день – это его право, – но сегодня он обязан был прийти.

– Надеюсь, он не заболел? – участливо осведомился Троуэр.

Губы Веры поджались:

– Когда я говорю, что он не придет, преподобный Троуэр, это вовсе не означает, что он не может прийти.

Ее слова только подтвердили зародившиеся в душе священника подозрения.

– Может, я чем-то обидел его ненароком?

Вера вздохнула и кинула взгляд в сторону столбов и балок, которые вскоре превратятся в новую молельню:

– Да нет, сэр, вы его не обидели, против вас он, как говорится, ничего не имеет… – Глаза ее настороженно сверкнули. – Это еще что такое?

У здания собралась небольшая кучка мужчин, привязывающих веревки к северной оконечности огромной кровельной балки, которая должна была послужить коньком церковной крыши. Поднять такую громаду – дело не из легких, к тому же работникам мешали мальчишки, путающиеся под ногами и возящиеся друг с другом в дорожной пыли. Именно эта возня и привлекла внимание Веры.

– Эл! – выкрикнула она. – Элвин-младший, а ну-ка немедленно отпусти его!

Она сделала пару угрожающих шагов к огромному облаку пыли, поднятому двумя шестилетними сорванцами.

Однако преподобный Троуэр не позволил разговору так легко закончиться.

– Госпожа Вера, – резко произнес он. – Элвин Мельник был первым поселенцем в этих местах, люди ценят и уважают его. Если по какой-то причине он настроился против меня, это может сильно навредить моим проповедям. По крайней мере хоть намекните мне, что я должен сделать, чтобы оправдаться перед ним.

Вера заглянула ему в глаза, как будто прикидывая, выдержит ли он, если она скажет правду.

– Все дело в вашей глупой проповеди, сэр, – сказала она.

– Глупой?!

– Ну, вы же не могли знать, вы приехали из Англии и…

– Из Шотландии, госпожа Вера.

– Получили образование в школах, в которых понятия не имеют…

– Я учился в Эдинбургском университете! Конечно, все постичь невозможно, но…

– О заговорах, заклинаниях, чарах, приворотах и прочем.

– Зато я знаю, что объявлять во всеуслышание об использовании этих темных, невидимых сил – значит оскорблять земли, повинующиеся лорду-протектору, госпожа Вера, хотя в своем милосердии он просто не заметит тех людей, которые…

– Вот-вот, о чем я и говорила, – торжествующе махнула рукой она. – Этому вас в университете точно не учили, я права? Но мы здесь так живем, и обзывать это предрассудками…

– Я использовал слово «истерия»…

– Бесполезно, поскольку заговоры все равно существуют.

– Это вы верите в их существование, – терпеливо объяснил Троуэр. – Но все в нашем мире есть либо наука, либо чудо. В древности чудеса творил Господь, но те времена давно прошли. Сегодня, если мы желаем изменить мир, на помощь приходит наука, а не чудо.

По выражению ее лица Троуэр понял, что отповедь не возымела ровно никакого эффекта.

– Наука… – фыркнула Вера. – Шишки на голове щупать – это, что ль, наука?

Ему показалось, что женщина даже не особо старалась скрыть свое презрение.

– Френология – наука новая, только-только вышедшая из колыбели, – холодно отчеканил он, – в ней много прорех, однако я ищу и наверняка открою…

Она рассмеялась – девчоночьим смехом, никто бы не сказал, что эта женщина выносила и родила четырнадцать детей.

– Вы меня извините, преподобный Троуэр, но я вспомнила… Мера тогда обозвал эту науку «мозгоходством» и добавил, что в наших краях вам ничего не светит.

«Вот уж воистину», – подумал про себя преподобный Троуэр, однако ему хватило ума не высказывать свою мысль вслух.

– Госпожа Вера, я прочитал ту проповедь, чтобы объяснить людям, что в сегодняшнем мире главенствует ученая, высшая мысль, так что мы можем наконец расстаться с древними заблуждениями, которые сковывали нас по рукам и ногам…

Бесполезно. Ее терпение истощилось.

– Прошу прощения, преподобный отец, но если я сейчас не вмешаюсь и не заберу Элвина оттуда, его точно прихлопнет каким-нибудь бревном.

И она ушла, дабы пасть на головы шестилетнего Элвина и трехлетнего Кэлвина, аки возмездие Господне. В искусстве устраивать головомойку Вере не было равных. Ее брань разносилась по всему лугу.