Приручить чудовище - Элизабет Хойт

— Что-то я никогда не слышал о компаньонках, которым позволялось бы держать при себе детей.

Хелен бросила взгляд на детей, сидящих напротив. Джейми полностью сосредоточился на яблоке, а Абигайль смотрела на них с беспокойством.

Хелен наградила этого невыносимого человека своей лучшей улыбкой и ответила:

— Говорила ли я вам о двух лакеях, горничных и кухарке, которых наняла сегодня в деревне?

Миссис Галифакс все-таки поразительная женщина, подумал Алистэр. Она настояла на том, чтобы остаться в замке, несмотря на его негостеприимность; купила чайник и еду; в конечном итоге стала его экономкой, наняв целый штат слуг. Она его прикончит!

— Вы наняли полдюжины слуг? — спросил он.

Ее брови сдвинулись, две тонкие морщины прорезали лоб. — Да.

— Слуг, в которых я не нуждаюсь?

— Думаю, нет никаких сомнений в том, что вы нуждаетесь в них, — ответила она. — Я имела дело с Уиггинсом. Он показался мне ненадежным.

— Я и сам это знаю. Но его услуги мне ничего не стоят, а ваши горничные, лакеи и кухарка ожидают оплаты, не так ли?

Хелен мягко склонила голову.

Прелестно. Оказывается, она совсем его не боится.

— У вас есть для них деньги? — спросил Алистэр. Ее прекрасные глаза расширились. Эта мысль даже не приходила ей в голову! Что, если у Алистэра нет денег? И он не имеет слуг, потому что не в состоянии платить им?

— Я… я не… — пролепетала она.

— Чтобы нанять слуг, нужно иметь деньги. — Он добродушно улыбнулся. — А у меня, их нет.

На самом деле Алистэр предполагал, что его можно назвать богатым, если верить отчетам его поверенного в делах. Инвестиции, сделанные еще до его отъезда в колонии, принесли прибыль. И, пожалуй, его книга о флоре и фауне Новой Англии имела успех. Так что у него было достаточно денег, чтобы нанять полдюжины слуг — или даже несколько дюжин, если бы он был этим озабочен. Ирония заключалась в том, что он никогда не стремился сколотить себе состояние.

— Но ведь сколько-то денег у вас все равно есть? — Она, казалось, искренне недоумевала.

Алистэр откинулся на спинку старого кухонного стула.

— Но почему я должен их тратить на слуг, в которых не вижу для себя пользы? — Он не добавил: «Слуг, которые, без сомнения, будут без дела слоняться по коридорам».

— Кухарка нужна в любом доме, — возразил Джейми.

Алистэр приподнял бровь. Джейми сидел напротив него, поставив локти на стол и держа двумя руками кусок хлеба с джемом.

— Правда?

— Если, конечно, она умеет готовить пирог с мясом, — уточнил мальчик. На его лице красовались усы из джема, банка стояла перед ним. — Или заварной крем.

Алистэр почувствовал, как рот наполнился слюной. Свежий, еще теплый заварной крем был его любимым лакомством, когда он был ребенком.

— А кухарка, которую вы наняли, умеет готовить пироги с мясом и заварной крем?

— Я так полагаю, — чопорно сказала миссис Галифакс.

— Ну, пожа-а-алуйста, давайте возьмем кухарку! — взмолился Джейми.

— Джейми! — шикнула на брата Абигайль.

— Но мама ведь не умеет готовить мясной пирог. И ты тоже, — громко прошептал Джейми. — Во всяком случае, настоящий.

Алистэр искоса взглянул на миссис Галифакс. Очаровательный румянец покрыл ее щеки, потом растекся вниз, исчезая под тонкой косынкой, прикрывающей декольте ее элегантного платья. Она поймала его взгляд. Ее синие глаза были печальны. Вид ее глаз, даже больше, чем нежная кожа ее шеи, вызвал в нем нежданный и неуместный прилив желания.

Алистэр поднялся из-за стола.

— Я даю кухарке — и вам, миссис Галифакс, — неделю. Одну неделю. И если я обнаружу, что никакой пользы от кухарки и экономки нет, вы уезжаете. Договорились?

Хелен кивнула. Алистэр ощутил мимолетное чувство вины, когда увидел ее расстроенный взгляд.

— С вашего позволения, мадам, меня ждет работа. Идем, Леди Грей.

Он похлопал по бедру, и собака медленно направилась к нему. Он покинул кухню, не оглядываясь.

Проклятая женщина! Приехать в его замок, спрашивать, требовать, отнимать его время, когда единственное, что ему нужно, — это чтобы его оставили в, покое. Он поднимался по лестнице в башню, перешагивая через ступеньки, потом остановился и подождал Леди Грей. Она взбиралась медленно и тяжело, как если бы ей было больно ступать. Это зрелище разозлило его еще больше. Почему? Почему все время что-то должно меняться? Разве он слишком многого просит? Он всего лишь хочет спокойно писать свои книги.

Он вздохнул и зашагал вниз, к собаке.

— Давай, моя девочка.

Он нежно и крепко взял ее на руки и понес. Леди Грей была тяжелой, но Алистэр поднялся с нею до двери своей комнаты. Войдя внутрь, он прошел к камину, положил собаку на ее любимое место возле огня.

— Нечего стыдиться, — нежно прошептал он ей, потрепав за уши. — Ты славная псина, и если тебе нужно немного помощи, я всегда рад помочь.

Леди Грей вздохнула и опустила голову на коврик.

Алистэр встал и прошелся к окну, выходящему на обратную сторону замка. Там был старый сад, уступами спускавшийся к реке. За ним до самого горизонта перекатывались волнами лиловые и зеленые холмы. Растения вырывались из сада, оплетая потрескавшиеся стены и заполоняя дорожки. Долгие годы за ним никто не ухаживал.

Алистэр родился и вырос в этом замке. Он не помнил своей матери, которая умерла при рождении следующего ребенка, когда ему еще не было и трех лет. Смерть матери могла сделать замок унылым местом, но этого не произошло, хотя ее очень любили. Он вырос, вольно бегая по холмам, рыбача с отцом на речке и споря об истории и философии со своей старшей сестрой Софией.

Алистэр невольно улыбнулся:

София обычно выигрывала споры, не только потому, что была старше на пять лет, но и потому, что усерднее училась.

А потом он вспомнил, как собирался жениться. Он хотел привести в замок невесту и вырастить следующее поколение Манро, так же как и его предки. Но этого не случилось. Когда ему исполнилось двадцать три, он влюбился в девушку по имени Сара, но она умерла от лихорадки прежде, чем они успели пожениться. Горе удержало его от другого брака, а потом он увлекся исследованиями. Он отправился в колонии, когда ему было двадцать восемь, и оставался там три года.

А потом он вернулся…

Алистэр провел по повязке на лице. После он уже не думал о женщинах. Ведь он потерял не только глаз, но и душу. Теперь он не годился для цивилизованного общества… Он держался подальше от людей, чтобы защитить себя, а может быть, даже больше того — защитить их. Он встретился с отвратительным, зловонным дыханием смерти; он знал, что дикость человека прикрывает очень тонкий слой цивилизации. И его обезображенное лицо напоминало людям о том, как близко это животное начало.