Последняя инстанция - Владимир Анатольевич Добровольский

бывало, чтобы в вас сомневался! — с чувством произношу. — Спасибо. Попробуем что-нибудь из этого извлечь.

— Желаю удачи! — преображается она. — Надеюсь, вы обедаете у нас в воскресенье?..

Нет, не обедаю, и ноги моей у вас не будет. Вы наивная девчонка или прикидываетесь такой. Пора бы поумнеть. У вас нет парня, и вы цепляетесь за меня. А мне это надоело. Нам нужно поссориться — единственный для нас выход. И потому я в ваши четыреста метров не верю. Вы взяли их с потолка.

— Беретесь подкармливать меня? — спрашиваю.

— Конечно! — радуется она моей сообразительности. — Вы же одинокий молодой человек. А иначе пристраститесь к ресторанам.

— Ладно, — говорю, — так и быть.

Я расстроил ее, хотя она и не обиделась, — у меня не хватает духу испытывать ее характер. Дружеское рукопожатие. Иду к дверям.

Иду к дверям, но оборачиваюсь: она уже в окружении белых халатов — мужчины, сослуживцы — и смотрит не на них, смотрит мне вслед. А я зачем-то машу ей бодро шляпой, — веселенький жест в этом невеселом учреждении.

3

Он так и не подобрал для доченьки ничего подходящего и, когда шли по Энергетической, все время поглядывал на вывески, но нужных ему магазинов по пути не попадалось.

— Будем работать? — ехидно спросил Кручинин. — Или займемся покупками?

— Имеется в продаже железное средство от нервов, — сказал Бурлака. — В любой аптеке. Без рецепта.

Сам посмеялся, а Кручинину, видно, было не до смеха: там, в морге, кто-то на любимую мозоль наступил.

Дошли до табачного киоска молча.

— Вот здесь, — сказал Бурлака.

С утра было так сумеречно, мглисто на дворе, что лампы в домах горели чуть ли не до полудня, а потом стало проясняться, подсыхать, подмораживать, и теперь было видно далеко вокруг. Справа улица упиралась в проспект, не застроенный еще, только строящийся, с башенными кранами, с рыжими отвалами глины по краям котлована; слева тянулись торговые ряды, а в глубине, позади киоска, изрядно отступя от уличной полосы, вольно раскинулись блеклые газоны, голые, как паутина, палисадники, детские и спортивные площадки — обычная панорама просторных, неогороженных кварталов, с несимметрично расставленными — по последней архитектурной моде — жилыми зданиями. С этой стороны улицы, вблизи киоска, их было четыре, а по ту сторону — три. Всего семь, не считая слишком уж дальних, которые, право же, не стоило принимать во внимание.

Кручинин вытащил из кармана блокнот, стал набрасывать схему. Исходная точка — табачный киоск, а конечная — под вопросом. В действительности было наоборот: не отсюда шел раненый, а сюда, но это не меняло геометрии. Радиус — четыреста метров, то есть максимальное расстояние, указанное экспертизой, и в пределах этой окружности предстояло попутешествовать.

У Бурлаки было легко на сердце, — он вообще был человеком легким, компанейским и сговорчивым. И хотя для доченьки купить ничего не удалось, он не унывал, возлагая большие надежды на корешей своих из ОБХСС, у которых, естественно, были связи в торговом мире. А еще возлагал он большие надежды на то, что работа свяжет его с Кручининым совсем ненадолго, и потому старался не препираться с ним и, когда Кручинин предложил перво-наперво обследовать прилегающий к улице участок проспекта, тоже не стал препираться, хотя работа эта была уж вовсе зряшной.

Он только проворчал:

— Даром ноги бить… Стройка в стадии нулевого цикла… Ни единого заселенного дома…

— Не экономь на спичках, — сказал Кручинин.

Они пошли по направлению к проспекту, как бы прогуливаясь, не спеша, — один высокий, узковатый в плечах, другой заметно пониже, но и пошире, поплотнее, оба в фасонистых, ладно сшитых пальто, в шляпах, при галстучках — ребята хоть куда.

До перекрестка было метров двести, — двести тридцать, сказал Кручинин, когда они вышли на проспект. Ему бы рулетку в руки или — лучше еще — шагомер, как у тех усердных ходоков, которые помешались на своем драгоценном здоровье. По ту сторону проспекта оставалось метров сто семьдесят, но Кручинин, слава богу, убедился: там делать нечего. Стройка.

— Я же и говорю, что стройка, — сказал Бурлака — А склады у них вон где. Примерно за килóметр.

Угловой дом, девятиэтажный, самый крупный на Энергетической, тоже можно было сбросить со счетов: «Химпромпроект». После восемнадцати ноль-ноль подъезды запирались, а внутри дежурил вахтер.

И «гастроном» — напротив, чуть подальше от угла, — не стоило держать в уме, за исключением разве что подсобных помещений, куда вход посторонним не всегда бывает запрещен. Бурлака вскользь подумал, что проверка там не составит для него труда — это не дом, где сотня квартир, да в каждой, случается, по нескольку семей.

Двести тридцать метров, с похвальной точностью отмеренных Кручининым, — от киоска до проспекта — можно было в расчет не принимать.

Кручинин, однако, не преминул высказаться в своем духе:

— Дважды два не всегда четыре. — И еще добавил — Ты ж не ленись, возьми себе на заметку и «гастроном», и «Химпромпроект».

— Об чем речь, товарищ начальник! — сказал Бурлака. — Не первый день на этой собачьей работе.

Сам засмеялся, а Кручинину опять было не до смеха.

— Кто ж тебя держит?

— Это мне Машка моя тоже так: иди, говорит, проветрись, с товарищами погуляй — кто ж тебя держит?

— А ты, насколько понимаю, сидишь дома и клянешь собачью жизнь.

— Нет, у меня дома ничего. Жизнь нормальная.

— Свобода есть осознанная необходимость, — сказал Кручинин.

На этом прения они закончили и пошли назад, но не по улице, а вкруговую — мимо мертвых газонов, поржавевших палисадников и пустынных спортивных площадок. Подмораживало вовсю: песок на площадках, размокший было, поскрипывал под ногами.

— На «ясно» клонит, — сказал Бурлака. — Даст прикурить морозец без снега.

— Трамвай тут далеко? — спросил Кручинин.

— Далеко.

— А автобус?

— Идея ясна, товарищ начальник, но не забывайте, что есть еще такси. Мог и левака подхватить. Или на самосвале доставлен к месту назначения — к киоску. Я другое думаю, — сказал Бурлака. — Общежитие тут. Заводское. «Сельмаш». Вон смотри — за тем домом.

— Далековато, — качнул головой Кручинин. — Добрых метров пятьсот.

— Далековато, да. Но общага, знаешь, объект подходящий…

Ближний дом под номером десять они пока прошли мимо, это на закуску, а по дороге Кручинин отметил в блокноте еще один, жилой, без номера почему-то. Потом оказалось, что этот и соседний, заводской, числятся по Садовому переулку, а Садовый тоже упирался в проспект — параллельно Энергетической.

— Строят теперь! — проворчал Бурлака. — Только народ путают.

— А мне нравится, — сказал Кручинин. — Не по ранжиру… — Помолчали. — Такси и трамвай отбрасывать нельзя. Версии.

— Да кто же нам такой план утвердит? — возмутился