Never Fade Away - Барышников

Оптика насчитывала пять объектов: сама Ханако, двое близнецов-альбиносов, да пара чумб из обслуживающего персонала, застывших в вышколенных почтительных позах у барной стойки. Стояли недвижимо, словно манекены, не смея, кажется, даже моргать. И это тоже было пиздецом. Это ж до какого животного состояния нужно довести ситуацию, дотащить, сука, различия между людьми, чтобы требовать от них такого унизительного поведения? Корпоратские хозяева жизни, блять!

Соло остановился у возвышения, на котором громоздился хищно черный рояль. Белая, блять, королева поднялась с сидения ему навстречу: чопорная, движения скупые, четко рассчитанные, в жестах точно отмеренные превосходство, вежливость и еле заметная снисходительность.

Сильверхенд молча, кажется, каким-то невообразимым усилием воли временно взяв себя в руки, переместился, устроившись в полностью закрытой угрюмой позе на стуле с высокой спинкой у одного из столов, уставленных нестерпимо блевотно мерцающей позолоченной посудой: вытянул ноги, положив одну на другую, плечи ссутулены, руки скрещены на груди. Хром кибернетического протеза бросал многочисленные слепящие зайчики от освещения и обилия в окружении блестящих предметов. Сам рокербой был мрачнее тучи, смотрел исподлобья, тонкие губы кривились в ядовитой горькой усмешке. Ви постоянно шибали напрямую в сознание остервенение проигравшего, дергающее желание действий, побуждение уничтожать, неимоверные, просто титанические усилия сдержаться. Но ярче всего было отвращение — до желания блевать.

Беседа катила изысканная, наемник старался отыгрывать свою роль подыхающего и отчаявшегося бедняги как мог: был вежлив, учтив, сыпал уместными вопросами и деланным удивлением, почти местами заискивал. Если бы так не раскалывалась пылающая башка — возможно, смог бы отхватить и приз какой за актерское мастерство. Судорожно стараясь направить беседу в нужное русло, Ви отчетливо чувствовал, как скрипят стопорящиеся от пульсирующей агонии механизмы в голове, как трудно формируются мысли и ходы. А Джонни ненавидел и презирал его за каждую лакейскую интонацию, пусть она и была лживой, — это соло с холодком и изумлением ощущал всей шкурой, словно полосующие лезвия. И ненависть эта была незаслуженной, нечестной, бредовой, ранящей, но Ви осознавал все более четко, что рокер буквально трогается рассудком, съезжает планкой, валится в какой-то параллельный ужасающий мир с каждой минутой их присутствия здесь. А моментами Сильверхенд щурился на него и вовсе как на незнакомца. Как на противника. Такого же, как и арасачьи ублюдки. И в параллельном мире том рокербой был один на поле боя, среди заклятых чудовищных врагов, бессильный, беззащитный, почти лишенный возможности действовать, исходящий злобой и беспомощностью, преданный самым близким человеком, потому что Ви собирался сыграть по правилам этой кошмарной сучары, довериться ее лживым обещаниям…

— Джонни, блять! — наемник воззвал мысленно, стараясь переломить гудящее безумие, накрывающее Джонни все более плотно и горячо, но тот лишь ухмыльнулся в ответ остро, криво, хищно. И пищал беспрерывно, словно заевший, тошнотворный сигнал наведенного орудия, готового выплюнуть смертельный снаряд. И все это было чертовски, сука, не вовремя! Но разве можно винить в несвоевременности психоз?.. Ви все знал о рокере. Любил его и принимал любым. Да, блять, и таким тоже… — Джонни, я с тобой. Мы вместе, слышишь? Вместе против этих уебанов. Ты и я. Да соберись ты, блять!

Но все катилось по пизде, как и обычно.

Ебучее — одно и то же, соло точно это отметил — ави прошмыгнуло за окном в третий раз. Палево. Ханако пасут. Либо совет директоров Арасаки, либо ее сраный братец, что совершенно без разницы, все варианты говно. Ебаные пауки, нет бы уже сожрали друг друга…

В башку било теперь молотом, причем эхо в левой части головы превратилось уже в полноценный самостоятельный набат. Боль становилась невыносимой. Ви начинал щуриться, но держался, сжимая челюсти.

Сильверхенд то нырял в жаркое сухое изводящее параноидальное безумие, то возвращался в реальность, и выражение лица его переплавлялось от подозрительности и злобы к болезненности и сопереживанию.

А наемник буквально физически ощущал, как кончается. И молился хуй знает кому, чтобы успеть выудить нужные заветные слова из золоченой суки.

И, когда от информационной части и вежливых лживых плясок они перешли к торгам, Ханако наконец-то обронила то, что было так необходимо Ви.

— Я могу спасти тебе жизнь. Я проведу тебя в Микоши.

— Как? — очень важно было заставить свой голос не дрожать от нетерпения, не выдать своей заинтересованности и победной радости. Сохранять, блять, хладнокровие! Корчить из себя тупого еблана до последнего. — Микоши же не существует в реальности.

— Точка доступа есть, — снисходительно и безразлично уронила императорская дочь. В интонации — легкая жалость к умирающему дебилу. Небрежность руки, роняющей приманку. — И она совсем рядом.

— Где? — соло подбавил в голос жаркой заинтересованности. — У меня, возможно, осталось не так много времени.

— Здесь, в Найт-Сити. Под Арасака-Тауэр, — утолила его жажду арасачья пизда, ничуть не чувствуя опасности. И неспроста, сука, блять! Чтобы штурмануть ебаную Цитадель зла — нужно было быть ебанатом. Или Сильверхендом. Ви был ебанатом. С энграммой Сильверхенда в башке. Убийственное сочетание для Арасака-Тауэр.

— Нам надо уходить. Быстрее, — рокербой, мерцая, метался в своей нетерпеливой психованной манере за барной стойкой, сходил с ума, не мог больше выносить этот ад, но наемник был вынужден жестоко продлить его агонию. Отчалить сейчас и настолько очевидно запалиться относительно реальных целей своего присутствия здесь означало бы отхватить пулю в затылок прямехонько на пороге лифта. — Это очень плохо кончится.

И Ви продолжил учтивый заинтересованный пиздеж, усевшись на высокий стул напротив арасачьей дочери. А Джонни то мерил нервно и дергано шагами пространство, то прикуривал, то отбрасывал почти полную сигарету на пол, то упирался в столешницу ладонями и замирал, глядя на соло в упор болезненно, требовательно, подозрительно, то наваливался на поверхность предплечьем, почти приникая плечом к плечу, то резко отстранялся и морщил нос в запредельной ярости, приподнималась по-звериному в оскале верхняя губа… И Ви был бы рад помочь рокеру, утешить, успокоить, но на искренние слова тот закономерно не реагировал, а коснуться его и привычно вернуть к реальности наемник себе позволить сейчас не мог. И потому Сильверхенд продолжал себя накручивать и скатываться в пасть безумия все дальше.

А Ви, кажется, медленно умирал от усилившейся до каких-то фантастических показателей головной боли — цветочный тяжелый аромат весомо душил его, забивая глотку, мутило до частичной слепоты и глухоты, и он ждал лишь одного подходящего момента, чтобы распрощаться с фарфоровой сукой. А та все пиздела и пиздела, окольными путями и иносказаниями подводила беседу к своему основному заказу: хотела, чтобы соло убил ее