"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

– Поджигателей и карателей вешают, – равнодушно заметил генерал-лейтенант. – По моему приказу от 1-го числа сего месяца. А когда времени нет, то режут или местным отдают. И что?

Полковник посмотрел нехорошим взглядом.

– Они показания дали интересные. Поэтому жить остались. На желдорветке, которая на северо-восток идет, через Кировское, мотострелки киргизов взяли грузовой эшелон, явно сборный. В хвосте было два вагона-рефрижератора.

– Ну?

Полковник оглянулся на двоих других офицеров, которые молча сидели за столом со своими папками в руках. Пожевал губами, потом сказал. Несколько секунд все сидели в тишине, потом всегда спокойный, всегда хладнокровный Лосев долбанул обеими руками по столу и выдал такой взрыв мата, что все пригнули головы. Дверь тут же распахнулась, на пороге был подполковник-адъютант, за ним маячили напряженные рожи бойцов генеральской охраны.

– Это я так, – объяснил им Комфронта, и дверь закрылась. К этому времени он уже взял себя в руки. – Я понял. Что сделали?

– Насколько мне доложили, самых говорливых и знающих пленных направили в тыл. Провели фото- и видеосъемку, материалы отправили туда же, в распоряжение… В общем, той братии.

– Правильно. Дальше?

– Дальше уже больше по моей специальности. Дальше панфиловцы провели доразведку беспилотниками и двинули прямо по шоссе на север. В пятнадцати километрах – крупная деревня под названием Трубников Бор. Там оказался заслон американской 35-й Пехотной дивизии, Национальная гвардия. Хороший заслон. Батальон 179-го пехотного полка, с артиллерией. Потрепанные ребята, уже два раза потрепанные, но все равно серьезные. Турсуналиев-младший вызвал огонь на подавление, развернул своих бойцов в боевой порядок прямо через какое-то садоводство… Ну, это-то вы знаете, это вам докладывали. Я про то, что «пленных не брали» – это вранье было. Довольно много взяли… – он снова замолчал, и молчал еще секунд двадцать, собираясь с мыслями. Потом все же рассказал, уже более спокойно. Комфронта выслушал полковника, опустив глаза к столу, и пристально разглядывая того же смешного бычка с ромашкой, которого нарисовал полтора часа назад. Когда штабист закончил, никто еще какое-то время не шевелился.

– Я этого не знал, – сказал Лосев, наконец. – Хорошо, что знаю теперь. Сидорук!

– Я, товарищ генерал-лейтенант.

– Заместителю командира 19-го полка по воспитательной работе поставить на вид. Командиру полка полковнику Турсаналиеву и командиру 8-й гвардейской дивизии полковнику Темирову – благодарность в приказе за умелое руководство боем. В Чудово – опергруппу правового управления штаба. Ей усиленную охрану: до роты, если надо. Батарею ПВО, какая ближе стоит. Все равно развилку железки прикрывать. Далее…

Он снова посмотрел на начальника оперативного управления своего штаба, и тот неловко поежился под этим взглядом.

– Владимир Сергеевич, я знаю, что это не ваша работа. Но раз уж так сложилось… Раз уж это все мне доложили вы, а не… Я, кстати, узнаю, почему, – можете не сомневаться. Что еще мы будем с этим делать? С вагонами, я имею в виду. С остальным-то понятно, я сказал уже.

– Все, что надо, сделаем. Это уже пошло по цепочке. Они там надумают.

– Не верю я в них. Сроду в этих не верил. Дармоеды. На передовой от них было бы больше пользы, чем за писалками своими. Ну да ладно, не я это придумал, и не мне отменять. Сидорук!

Подполковник поставил ручку над блокнотом вертикально.

– Накрутить этим друзьям хвост так… В общем, если завтра на этой желдорветке не будет 15 вражеских корреспондентов с видеокамерами на шее и микрофонами в зубах, – наши пропагандисты-воспитатели мне ответят и за свою тормознутость, и вообще за все хорошее. И мне плевать, сколько из этих 15 будут шпионами. Хоть все. Чтобы снимали и записывали то, что им покажут. В Трубников Бор не пускать. Жженой техники и жженого мяса везде довольно. Найдут, где снять. Все понятно?

– Так точно.

– Выполнять немедленно.

Он вновь обернулся к оперативному, не дожидаясь, пока подполковник закончит собирать свои бумаги и двинется к двери.

– Думаешь, и это без толку?

– Думаю, товарищ Командующий, – неожиданно возразил начальник управления. – Сроду никакого толку от такого не было, с самого начала и до прямо сейчас. Мы им про Фому, а они всему миру – про Ерему. Мы им отбитый концлагерь и рвы с трупами гражданских – они тем про «очередное по счету кровавое преступление российской военщины». Мы им про раздолбанную «Спиритами» плотину ГЭС – они про то, какой урон нанесен экологии и как это мы в этом сами виноваты. Не будет толку. Только свои позиции засветим для наземников. Я бы их сразу расстреливал. «Международная пресса» – расстрелять на месте. «Репортеры без границ» – расстрелять просто на хрен. Все они на их стороне: всегда были и всегда будут. С Чечни.

Они столкнулись глазами. Да, оба там были, оба помнили, как там было. И оба категорически ошибались. Ни генерал-лейтенант Лосев, ни полковник Гладышев не имели представления о том, что случайно, импровизированно запущенная ими цепь действий приведет к прорыву, значимость которого окажется совершенно точно не меньшей, чем значимость скорого прорыва 35-й отдельной гвардейской мотострелковой бригады к Волгограду. 4-й гвардейской Кантемировской танковой дивизии – к родному для нее Наро-Фоминску, в котором и замкнулось девятисоткилометровое кольцо окружения вокруг старой русской столицы. Атомных подводных лодок К-456 «Тверь» и К-266 «Орел» – через противолодочный рубеж в Беринговом проливе.

Весь последний месяц мир выл и кричал; рейтинги аналитических телевизионных программ зашкаливали, намного превзойдя рейтинги развлекательных передач всех типов. Журналисты осаждали университеты, не делая особой разницы между представителями различных медико-биологических специальностей, – лишь бы те носили белый халат. В США новый виток популярности настиг почти уже сорокалетнюю Маим Бялик – американо-еврейскую актрису, прославившуюся своими формами: в частности, в сериале «Теория большого взрыва». Оказалось, что Маим нейробиолог по образованию, и интервью у нее теперь брали чаще, чем в молодости. Второе место прочно занял Прадип Алур – профессор из Медицинского центра Университета Миссисипи: обладатель харизматичной, запоминающейся внешности и низкого голоса, заставлявшего телезрительниц цепенеть. В Европе были свои центры внимания – и профессиональные нейробиологи, и бывшие актеры и певцы, в молодости имевшие какое-то отношение к биологии и медицине. Ситуация, сложившаяся вокруг поразившей весь мир пандемии «русского парагриппа» – нелетального, но вызывающего самый странный побочный эффект, о котором когда-либо слышали люди, – была сложной, многозначимой и пугающе интересной. Если можно было так выразиться, сам вирус стал сейчас звездой.

Полученное объяснение странному поведению тысяч людей было настолько же неожиданным, насколько и вызывающим сомнение и недоверие. Оно немедленно стало мишенью десятков возмущенных возражений в профильной литературе. Фактически первые несколько статей в формате «описания клинических случаев» вовсе не претендовали на сколько-нибудь глубокий анализ. Ответом на них стали полтора десятка редакционных комментариев и «кратких сообщений», возражающих авторам исходных публикаций – с разной степенью насмешки или раздражения в формулировках. Потом, довольно быстро, пошла вторая волна статей, вновь поддерживающих исходную гипотезу, описывающих новые клинические случаи; в погоне за цитируемостью редакторы журналов начали сокращать длительность рецензирования. К этому времени комментарии в Сети и эфире считали уже сотнями: и от специалистов, и просто от людей с большим общественным весом. Вызывало возмущение несомненно и очевидно русское происхождение вируса, мешающего окончательной победе «миротворцев» над террористами в глубине Сибири. Использование биологического оружия, как известно, являлось преступным нарушением Конвенции ООН от 1971 года, и попранием всех возможных моральных норм в целом. Вызывало натуральный гнев то, что не было прямых и явных доказательств вины русских. Вызывало растерянность то, что впервые за столько лет миллионы людей осознали, что доказательства, в принципе, нужны: собственно, одних обвинений – мало. Это было непривычно для хозяев мира. Перед вторжением в Ирак было вполне достаточно показать людям пробирку с крахмалом и рассказать о «комнатах для изнасилований»; в Югославии было достаточно 200 раз кряду повторить выдумку об обнаруженных со спутников братских могилах и концлагерях на сербской территории. Сейчас вдруг оказалось, что всей коллективной мощи мировых СМИ, вместе взятых, не хватает…