Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - Борис Григорьев

— Передайте, пожалуйста, эмиру, — сказал Ли Хун-чжан, — что я забыл ему сказать, что вспомнил: Магомет — это тот самый человек, который основал религию и который был также и в Китае. Так вот: там он оказался каторжником, а потом его из Китая выгнали. Вероятно, после этого он попал к ним и там основал свою религию.

Такова была китайская месть надменному бухарцу.

О реакции эмира на «опус» Ли Хун-чжана свидетель Витте ничего не пишет. Он только заключает свой рассказ словами о том, что китаец вернулся к себе в гостиную весьма и весьма довольным. Приём, по всей видимости, удался.

Ли Хун-чжан во время коронации Николая II в Москве проживал на 1-й Мещанской улице на десятом этаже дома купца Н. С. Перлова. Резиденцию китайца русские протоколисты постарались обставить в соответствии с «китайским» духом. Фасад дома был украшен разноцветными бумажными фестонами и гирляндами из зелени. Справа от подъезда соорудили эстраду для оркестра. По обе стороны подъезда полукругом выстроили по 24 мальчика: справа — в жёлтых, а слева — в красных костюмах. Мальчики держали в руках ветки зелени.

При въезде китайца в ворота двора над домом взвился его посольский штандарт с изображением двух драконов, оркестр исполнил китайский гимн и «Боже царя храни». Перлов стоял на крыльце в дворянском мундире с хлебом-солью на серебряном блюде, а члены его семьи — с букетами из живых цветов. Мальчишки устлали путь посла ветками, музыка смолкла, купец произнёс приветственную речь и преподнёс Ли Хун-чжану хлеб-соль. (Гость нанёс потом хозяину специальный визит, чтобы выяснить, что кроется за русским обычаем приветствия с хлебом-солью, и спрашивал, почему там вместо сахара положена соль.)

Каждый день в доме зажигали иллюминацию, которая изображала плывущую китайскую джонку. В комнатах китайца сделали китайские надписи, развесили и расставили цветы и поставили клетку с белой китайской канарейкой. Последний протокольный «номер» сразил посла наповал. Тем не менее китаец, чтобы подчеркнуть независимость и достоинство Китайской империи, проявил строптивость при посещении в Большом театре оперы «Жизнь за царя». Приставленный к нему в качестве адъютанта военный агент в Пекине полковник К. Вогак докладывал, что Ли Хун-чжан, вопреки предупреждениям, явился в театр не в парадной одежде, а когда он ему напомнил об этом, возмущённый китаец демонстративно встал и покинул ложу. У него были свои представления о протоколе.

Кстати, о бухарских ханах.

Наблюдение за непокорёнными в начале XIX века Хивой и Бухарой было поручено оренбургским губернаторам. На границе губернии и ханств происходили всякие инциденты. Так, в ноябре 1806 года губернатор князь Г. С. Волконский (1742–1824) сообщал министру иностранных дел Будбергу об укрывшемся в Бухаре фальшивомонетчике В. Хамитове и о безрезультатных мерах, предпринятых им, по выдаче фальшивомонетчика российским властям. Фальшивомонетчик сидел в бухарской тюрьме, но заполучить его обратно без подарков бухарскому хану было невозможно.

Будберг доложил дело государю, и тот повелел министру лично обратиться к бухарскому министру Хаким-бею, а относительно подарков хану, как на меру, «с достоинством российского двора не приличную», Александр I своего высочайшего соизволения не дал. На вопрос Волконского, как ему поступить с аргамаками, обещанными бухарцами, Будберг ответил, что оставляет этот вопрос на решение самого губернатора, но многозначительно добавляет: «…буде есть вид, что сии аргамаки точно следуют к высочайшему двору от хана бухарского, государь император соизволяет на принятие оных».

Одним из центральных пунктов протокола являются приёмы. Приёмы бывают торжественные и пышные, устраиваемые обычно по случаю национального или другого важного повода, например, визита главы государства или подписания важного договора, и тогда на них приглашают высших представителей двора и правительства страны пребывания. А бывают рядовые и скромные приёмы, рауты и коктейли, устраиваемые в связи с каким-нибудь текущим событием, в котором участвует узкий круг приглашённых лиц.

Министр-резидент в Дрездене барон А. Е. Врангель был приглашён в 1897 году на приём, устроенный королём Альбрехтом для дипломатического корпуса. «Вечером того же дня был в большом дворце с высочайшим выходом по церемониалу 1650 года, — докладывал он в Центр. — Особенность этого древнего обычая состоит в том, что в тронной зале ставятся четыре карточных стола для короля, королевы, наследного принца и его сына принца Фридриха Августа. Во время карточной игры приглашённая публика дефилирует через эту залу попарно, кланяясь и приседая перед каждым столом. Дежурные церемониймейстеры и камергеры у каждого стола называют Высоким Особам фамилии наиболее выдающихся лиц, причём король и королева милостиво раскланиваются. В этот зал допускаются только принцы, их свита и дипломатический корпус. К карточному столу для партии приближаются одни лишь посланники и их жёны. Русскому представителю как министру-резиденту предоставляется только стоять близ стола и смотреть на королевскую игру…»

В связи с государственным визитом президента Франции Раймона Пуанкаре (1860–1934) в 1913 году король Георг V устроил грандиозный приём, на который, естественно, были приглашены аккредитованные в Лондоне послы. Задачу опросить послов и узнать их мнение об участии в приёме взяли на себя русский посол А. К. Бенкендорф и дуайен дипкорпуса. Между русским послом и послами других стран по этому поводу состоялся обширный обмен нотами.

Каждый приглашённый на государственный банкет получил красиво отпечатанную брошюрку, на титульном листе которой было написано:

«Государственный банкет

Вторник, 24 июня 1913 года

в честь Президента Французской Республики

В 8.30 при полной парадной форме.

Допуск гостей через Большой Подъезд. Не позже 8.15.»

Ниже следовал алфавитный список гостей Его Величества, приглашённых на банкет с указанием номеров столов, за которыми они сидят.

Список гостей Его Величества включал не менее 500 человек, которые были рассажены за четырнадцатью большими столами. Русский посол сидел за почётным столом № 1, а его соседями по столу были послы Германии и Австро-Венгрии, принц и принцесса Баттенбергские и шведский кронпринц Кристьян.

Сент-Джеймсский двор уделял протокольным вопросам большое внимание, так что работавшие в Лондоне дипломаты получали неплохую «протокольную» практику. Архивная папка посольства России в Лондоне за первую декаду XX столетия по вопросам протокола содержит богатый материал. Чуть ли не каждую неделю церемониймейстер короля Эдуарда VII (1841–1910), а потом и Георга V (1865–1936), отправлял в дипломатический корпус приглашения на приёмы и рауты, устраивавшиеся при дворе. Особой популярностью пользовались levee — дневные приёмы в присутствии одних мужчин.

Приглашение на такой приём выглядело примерно следующим образом:

«Master of Ceremonies (герб) Ambassadors Court St James Palace, S. W. 29thJanuary 1907

His Majesty's Master of Ceremonies has the honour to notify to His Excellency the Russian Ambassador that His Majesty the King will hold the First Levee[132] on Thursday, 14th February, 1907, and the Second Levee on Tuesday, 19th February, 1907 at St. James's Palace at 12 noon.