Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - Борис Григорьев

А вот по отношению к одному несговорчивому персидскому чиновнику генерал применил следующую уловку: он назвал его отцом и попросил считать себя его послушным сыном, обещая ему полную откровенность во всех поступках и делах. Ермолов изображал сыновнюю покорность, когда ему было трудно и не хватало аргументов, но там, где он чувствовал свою силу, о «сыновней покорности» не могло быть и речи. Он становился громогласным послом Российской империи и прибегал к угрозе силой. «Сею эгидою покрывал я себя в одних крайних случаях, — оправдывается он в своих «Записках», — и всегда выходил торжествующим».

Когда Ермолов вёл переговоры о возврате русских военнопленных с Мирзой-Безюргом, ближайшим помощником шахского наследника Аббас-Мирзы, и перс стал откровенно лгать и сообщать о них неверные сведения, Ермолов прервал его и сказал:

— Рассказывайте всё это детям — не мне. Клятвам вашим не верю: они для вас то же, что для меня понюхать табаку. Мне известна вся низость ваших поступков, известны и те меры, которые приняты, чтобы не допустить меня до пленных.

И намекнул, что если его требования не будут выполнены, то он применит силу русского оружия.

— Наследника же вашего предупредите, — заключил генерал свою речь, — что если во дворце в числе его телохранителей узнаю русского солдата, то, невзирая на его присутствие, я вырву его у вас.

Такие аргументы действовали на персов превосходно.

Во время переговоров с китайским сановником Ли Хун-чжаном в 1896 году о строительстве Китайско-Восточной железной дороги была достигнута тайная договорённость о русско-китайском оборонительном союзе против Японии. По указанию Лобанова-Ростовского был составлен проект договора и показан главному переговорщику С. Ю. Витте, тогда министру финансов. Витте, прочитав проект документа, обнаружил, что Россия согласно проекту фактически брала на себя обязательство защищать Китай не только от нападений Японии, но и от посягательств всех европейских держав.

Витте немедленно доложил о вкравшейся в текст ошибке государю императору, и Николай II обещал дать соответствующее указание министру иностранных дел. Прошло некоторое время, все участники переместились в Москву на печально известную коронацию Николая II, и настало время подписания русско-китайского соглашения. Каково же было изумление Витте во время церемонии подписания (парафирования) договора, когда он увидел, что текст документа так и не был исправлен, а высокодоговаривающиеся стороны уже уселись за стол и хотели было окунуть перья в чернильницы.

Волосы маститого политика встали дыбом. И царь, и министр иностранных дел, князь Лобанов-Ростовский не раз встречались с ним, и каждый из них заверял Сергея Юльевича, что меры по внесению поправки в текст договора приняты, и вот… Витте пришлось встать из-за стола, подойти к князю и прошептать на ухо:

— Князь, ведь такой-то и такой-то пункт не изменён, как этого хотел государь.

В данном случае было важно сослаться именно на пожелание царя.

Министр хлопнул себя ладонью по лбу и спокойно сказал:

— Ах, боже мой! Я и забыл предупредить секретарей, чтобы они переписали этот пункт в новой редакции. Ну, ничего.

Князь посмотрел на часы и невозмутимо хлопнул в ладоши. Вошли секретари, министр шепнул им на ухо и передал текст договора на исправление. А потом так же невозмутимо объявил:

— Подавайте завтракать.

Согласно протоколу завтрак у русского министра иностранных дел должен был состояться после подписания договора, но порядок пришлось нарушить.

— Теперь уже прошло 12 часов, — пояснил Лобанов своё решение всем присутствовавшим, — кушанье может испортиться, а документ подпишем после завтрака.

Никто, естественно, не возражал.

Конечно, подписывать документ о тайном соглашении было куда легче на сытый, нежели на голодный желудок.

Как пишет Соловьёв, Ли Хун-чжан уехал из России в полном убеждении, что упомянутый оборонительный договор обязывал Россию защищать Китай от всех нападок. Когда в 1897 году между Китаем и Германией возник конфликт, то Ли Хун-чжан явился в русскую миссию и потребовал от русских помощи. Посланнику Кассини пришлось пускаться в неудобные дезавуации.

Участвовал Ли Хун-чжан и при подписании договора об аренде Россией Ляодунского полуострова. Предварительно сановнику дали взятку: через Русско-Китайский банк ему перевели миллион рублей. Вместе с ним были подкуплены и другие китайские чиновники. На дипломатическом языке русской миссии в Пекине это называлось «материально заинтересовать китайцев».

Подкупленный Ли Хун-чжан до конца сохранял своё лицо. Поверенный в делах Павлов, отправляясь в Цзун-лиямынь (Канцелярия по управлению внешними делами Китая) на подписание договора, сильно волновался, потому что не был до конца уверен в поведении китайцев. Материально заинтересованный Ли Хун-чжан, испытанный китайский политик старого закала, сохранял маску полного безразличия и спокойствия. Держа в руке кисть с тушью, он долго не подписывал договор и испытывал терпение Павлова длительной беседой о посторонних предметах. Прошло целых десять минут, тушь на кисти уже начала высыхать, а китаец всё говорил и говорил… Когда прошло достаточно много времени для «спасения лица», Ли Хун-чжан наконец поставил свою подпись.

С. Ю. Витте, несмотря на то, что никогда не занимался профессиональной дипломатией, был искусным переговорщиком. Как известно, посланный в 1905 году вести мирные переговоры с Японией в США, он к этому времени находился в опале и был фактически не у дел. По первоначальному замыслу Николая II главой русской делегации на переговорах с японцами должен был стать посол России в Париже А. И. Нелидов, но тот быстро уклонился от этой «почётной» обязанности, сказавшись больным. Потом выбор пал на русского посла в Риме Н. В. Муравьёва (не путать с министром иностранных дел М. Н. Муравьёвым), но и тот, было согласившись, испугался ответственности и под тем же нелепым предлогом отказался от миссии. Так что царь волей-неволей был вынужден вернуться к кандидатуре нелюбимого Витте. К себе в помощники Витте взял опытного и талантливого дипломата — посла в США барона Р. Р. Розена и профессора-международника Ф. Ф. Мартенса, а также целый ряд других военных и финансовых консультантов.

В некотором смысле С. Ю. Витте в Портсмуте (США), где под эгидой и при посредничестве президента Т. Рузвельта начались русско-японские переговоры о мире, своим поведением произвёл революцию в дипломатическом этикете и протоколе. С самого начала бывший реформатор, как пишет в своём дневнике дипломат и его секретарь на время переговоров Коростовец, руководствовался чувством здравого смысла и поставил перед собой задачу при любых обстоятельствах сохранять достоинство представителя величайшей империи мира и всем показывать, что Россия себя побеждённой не считала. Да, с ней приключилась «маленькая неприятность», но с кем не бывает? Он, пожалуй, самым первым среди русских дипломатов понял громадную роль в жизни Америки свободной прессы и общественного мнения и решил во что бы то ни стало добиться их расположения, которое на первых порах было полностью на стороне «маленькой и беззащитной Японии».