Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - Борис Григорьев

Как это сделать, он узнал, прибыв на место переговоров. Новатор во всём, Витте начал претворять свою дипломатическую программу ещё на борту германского парохода «Вильгельм Великий», плывшего из Шербурга в Америку, подружившись с русскими и иностранными журналистами, и дал своё первое интервью англичанину Э. Диллону, профессору Харьковского университета и корреспонденту английской газеты «Дейли ньюс», «которое было дано по воздушному телеграфу с середины океана». Естественно, мало кому было известно, что Диллон был старым знакомым Витте, и интервью было заранее спланировано.

На подходе к Нью-Йорку он дал несколько интервью американским газетчикам, так что когда русская делегация 3 августа 1905 года сошла на берег, о главном русском переговорщике уже кое-что знали. С первых дней пребывания Витте усвоил американские манеры поведения, простоту нравов и доступность янки и не избегал встреч с ними. «Постоянно, в особенности дамы, подходили ко мне и просили остановиться на минуту, чтобы снять с меня карточку, — пишет он в своих воспоминаниях. — Каждый день обращались ко мне со всех концов Америки, чтобы я прислал подпись, и ежедневно приходили ко мне, в особенности дамы, просить, чтобы я расписался на клочке бумаги. Я самым любезным образом исполнял все эти просьбы, свободно допускал к себе корреспондентов и вообще относился к американцам с полным вниманием».

Такого дипломаты России и не только России ещё не видели. Эксперт по международному праву Ф. Ф. Мартенс был шокирован поведением главы русской делегации и одновременно сильно переживал, что тот его услугами почти не пользуется. Мартенс был честолюбивым человеком и приехал в США, чтобы играть на переговорах если не первую, то хотя бы вторую скрипку, но Сергей Юльевич словно позабыл о его существовании. Профессор каждый день говорил Коростовцу что переговоры обречены на неуспех и что ему всё это надоело и он уедет домой. Работа Мартенсу всё-таки нашлась, когда дело дошло до выработки текста соглашения.

Русский представитель «перещеголял» в доступности и популярности самого американского президента. На фоне удалённых от широкой публики, чопорных, замкнутых, агрессивно настроенных, со злым выражением на лицах и сухих японских дипломатов во главе с их министром иностранных дел бароном Дзютаро Комурой Сергей Юльевич выглядел настоящей голливудской звездой. В то время как японцы хмуро и недовольно смотрели на попытки американцев сблизиться с ними и особенно раздражались интересом, проявленным к ним со стороны американских женщин, русские улыбались, вели себя дружелюбно и не чурались никакого контакта. Со стороны было странно видеть, как представители страны, проигравшей войну, и страны, раздираемой революцией, вели себя так спокойно, уверенно и демонстративно бесшабашно, словно были победителями. Высокая, почти великанская фигура главного русского переговорщика буквально заслоняла собой мелкие фигурки Комуры и его заместителя, посла в США Такахиры. Общественное мнение и вся пресса стали его союзниками и во многом способствовали успеху его миссии. Витте постоянно чувствовал себя актёром на большой сцене во время аншлагового представления. Он сознавался потом, что роль эта была чрезвычайно тяжела для него, но он с честью выдержал все испытания.

Частные визитёры толпами ломились в номер гостиницы к Витте, чтобы засвидетельствовать почтение, выразить поддержку, сделать подсказку или просто получить на память автограф. Конечно, принять всех он не мог, но проявил терпение и выдержку, чтобы удовлетворить запросы наиболее известных, полезных для переговоров и имиджа России или самых наглых визитёров. 4/17 августа в Портсмут приехал знаменитый сыщик Пинкертон, чтобы лично познакомиться с «величайшим деятелем нашей эпохи». Сыщик, привыкший к собственной славе, потребовал немедленного «допуска к телу» Сергея Юльевича, но тот был занят и попросил Пинкертона прийти на следующий день. Как пишет в своём дневнике Коростовец, американец с трудом скрывал своё возмущение таким приёмом.

В числе посетителей была и супруга пленного адмирала Рождественского, гражданка США (7/20 августа).

Витте отнюдь не считал Россию побеждённой и сразу по приезде в США заявил, что если требования японцев будут чрезмерными, то Россия продолжит войну. Никаких контрибуций Японии она платить не намерена. Вероятно, ему было известно (или он догадывался), что и у японцев запас прочности был на пределе, и продолжение войны с русским левиафаном явно не входило в их цели. Им нужно было не мешкая, как можно быстрее дипломатически закрепить свои победы над русскими.

Когда Витте из Нью-Йорка ехал на поезде в Портсмут, он подошёл к машинисту паровоза и публично пожал ему руку. Этот жест вызвал у американцев бурю восторга — такого не позволял себе даже «насквозь демократичный» президент Рузвельт! Эти симпатии американских граждан в конечном итоге повлияли на линию поведения посредника Рузвельта: если первоначально он симпатизировал Японии, то потом ему пришлось от этого отказаться, ибо в противном случае его бы не поняли собственные граждане. И президент в конечном итоге оказал давление на правительство микадо, чтобы оно согласилось на те условия, которые предложила Россия. Когда Комура упрекнул Витте в том, что тот ведёт себя как победитель, будущий граф ответил:

— Здесь нет победителей, а потому нет и побеждённых.

Еврейская община США была настроена резко против Витте — сказывалась политика погромов и дискриминации евреев правительством России. И здесь Витте пренебрёг традиционными правилами дипломатии и пошёл на установление контактов с еврейскими представителями Дж. Шиффом и О. Штраусом. Он однажды взял автомобиль и поехал по еврейским кварталам. Сергей Юльевич останавливался и говорил с ними начистоту, и они поняли его и признались, что хотя в США они чувствуют себя лучше, но сильно тоскуют по России, своей родине. Настроение влиятельной еврейской общины было переломлено в пользу России.

«…Я сумел своим поведением разбудить в американцах сознание, — пишет Витте, — что мы, русские, и по крови, и по культуре, и по религии им сродни, приехали вести у них тяжбу с расой, им чуждой по всем элементам, определяющим природу, суть нации и её дух. Они увидали во мне человека такого же, как они, который, несмотря на своё высокое положение, несмотря на то, что является представителем самодержца, такой же, как и государственные и общественные деятели (Америки. — Б. Г.)».

Вот яркий пример истинного понимания миссии и роли дипломата!

До начала переговоров стороны проверили полномочия своих партнёров и представили друг другу соответствующие верительные грамоты. Барон Кому-ра забыл свои грамоты в номере гостиницы и обещал представить их на следующем заседании. Сергей Юльевич не стал делать из этого события, но на следующий день внимательно изучил аккредитивы японца и заметил, что в английском варианте документа отсутствовала заверительная надпись об аутентичности перевода с японского. Комура сказал, что в японских традициях нет такого правила, но он готов вместе с послом Така-хирой поставить такую подпись.

Но на этом Витте не успокоился. Он обратил внимание на то, что в верительных грамотах японца было положение, согласно которому император Страны восходящего солнца мог подвергнуть будущий документ о мире обсуждению до того, как он будет ратифицирован в парламенте. Такого порядка в российской дипломатической практике не было, и Витте настоял на том, чтобы и его верительная грамота в этом смысле рассматривалась японцами наравне с грамотой Комуры. На этот предмет барон Комура представил русской стороне специальное письменное заверение.