Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис

Ну а раз Потемкин сам все объяснял по карте, то, значит, и идея принадлежала ему. И вот теперь он торжествует. А в Суворове у интриганов теперь острая необходимость отпала, и тесные взаимосвязи с ним даже компрометируют, поэтому пусть он и будет скомпрометирован один. Очевидно, тут же в очень уклончивой форме было послано на шведскую границу письмо, весьма «деликатно» объявляющее о приостановке марьяжных соображений. Ответом на него является поистине отчаянное место из его письма к Д. И. Хвостову от 20 июля из Кюменьгорода. Мы уже цитировали его начало с рассказом о фантасмагорическом сне, где главная героиня Наташа, и с несколько нескладной эпиграммой на князя Таврического. Следом же за стихами идет следующий абзац:

Обширные замыслы и надежды стремительно стали сжиматься до размеров командования войсками и сооружения укреплений на шведской границе в Финляндии, а мечты об общем благе сменяются сетованиями об ускользающем призрачном генерал-адъютантстве.

Кое-что Суворов начинает понимать о фаворите и его способностях уже в этом письме:

Какая верная характеристика: Зубов постоянно медлит, так как таится, ищет удобного мгновения и хорошего настроения императрицы, то есть внутренне слаб. Потемкин же все делает мгновенно, так как знает, что прав, а значит, и силен.

К сожалению, Суворов медленно расставался с внушенными ему надеждами. Чтобы осознать это, надо прочитать все упоминания в его письмах о вожделенном генерал-адъютантстве. 14–15 августа 1791 г.:

20 сентября:

Как ни странно, но и после такого приближения к истине Суворов продолжал все-таки еще питать иллюзии и по прошествии десяти месяцев с 20 сентября. Начало августа 1792 г.:

20 октября 1972 г.:

Он сетует на неопределенность положения, на бесконечно тянущееся, но так и неисполняемое обещание сделать его генерал-адъютантом. Бесконечность бюрократических перепасовок своих надежд он объясняет нежеланием ни Зубова, ни Турчанинова брать на себя ответственность за ходатайство перед императрицей о награждении его столь еще желанным генерал-адъютантством. Отсюда и появляется евангельский сюжет о нежелании ни Пилата, ни тетрарха Иудеи Ирода судить Христа и о пересылках подсудимого от одной власти к другой. Он ясно начал понимать, что так тянуть можно бесконечно. Поэтому-то в его письмах появляются нотки отчаяния:

Через несколько дней крик его истомленной души еще отчаяннее:

Никак не избыть ему этой боли от неудовлетворенного ожидания, и через две-три недели он снова пишет об этом все тому же Д. И. Хвостову в октябре-ноябре 1792 г.: