Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис

«Калкуну[1192] Шув[алов]у быть у скворцов, а оратору[1193] Репнину у сов. Никто, как сей последний, как я по страсти первым солдатом, не хочет быть первым министром. И ни у кого так на то талант всех: 1. стравить, 2. порицать, 3. унизить и стоптать. Тверд и долготерпелив не оставит плана до кончины, низок и высок в свое время, но отвратительно повелителен и без наималейшей приятности…»[1194]

«Не знал он[1195], что делать и кого просить. Многие вельможи, окружавшие государя, хотя были ему знакомы и оказывали прежде благоприятность, но не имели духа и чувства сострадания, а жили только для себя; то он их и не хотел беспокоить, а по прославляемым столь много добродетелям и христианскому житию, казалось, ему лучше всех прибегнуть к князю Николаю Васильевичу Репнину, которого государь всегда уважал, и что, как все говорили, он склонен был к благотворению: то он и поехал к нему поутру рано, когда у него еще никого не было и он в кабинете или в спальной своей еще только одевался. Приказал о себе доложить, дожидаясь в другой комнате, и как они разделены были одной стеной или дверью, завешенною сукном, то и слышен был голос докладчика, который к нему вошел. Он ему сказал: ”Пришел сенатор и хочет вас видеть”. – ”Кто такой?” – ”Державин”. – ”Зачем?” – ”Не знаю”. – ”Пусть подождет”. Наконец, после хорошего часа вышел и с надменным весьма видом спросил: ”Что вы?” Он ему пересказал случившееся с ним происшествие. Он[1196], показав презрение и отвернувшись, сказал: ”Это не мое дело мирить вас с государем”. С сим словом Державин, поклонясь, вышел, почувствовав в душе своей во всей силе омерзение к человеку, который носит на себе личину благочестия и любви к ближнему, а в сердце адскую гордость и лицемерие. Скоро после того низость души сего князя узнали и многие, и император его от себя отдалил»[1197].

«И супруг вранов едва здесь видим. С новой луны непрестанные дожди, темнота, мрак, краткие дни. Бури заносят плотины; обновляющиеся необратимости В сих трудах и сокращающейся жизни оставь меня в покое, о, Фальгот! [1199], возпитанный при дворе и министре[1200] и от того приобретенными качествами препобеждающий грубого солдата! Не довольно ли уже ты меня унизил? Ты меня якобы хвалишь: твой лай не столько мне вреден. Под сею благовидностию плевелы скрыты и под розами терны!»[1201]

«Что дите читает, шьет, вяжет и для здоровья прыгает, гуляет, за рапорт благодарность П[етру] Гр[игореви]чу» (11 июля 1791 г.)[1202]».

«Между нами: Вы знаете у меня больше всего на сердце благонравие моего невинного ребенка» (14 июля 1791 г.)[1203]».

«С Наташею не решено. Боже мой! Что такое? Крушусь…»[1204]

«И засыхает роза! Ежели с сыном Г[рафа] Н[иколая] И[вановича] отложено, не довольно ли? На что было надеждою питать, что останется там, где я в С[анкт] П[етер]б[ург]е живу» [1205].