Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис

Так он пишет домашним из Севастополя. Увы, даже падение в крымских горах не выбило из полководца надежд на фаворита, и вот он в марте 1793 г. пишет душевное письмо к Зубову:

Сетования нашего генерала вполне оправданны, да вот Зубов не тот человек, от которого стоит ждать помощи или искреннего сочувствия. Ибо фаворит сам зависит от тех людей, на которых ему жалуется Суворов. Кроме того, своими интересами ради торжества героя над врагами при дворе Зубов никогда не поступится. Он не Потемкин.

Именно в эти великопостные недели 1793 г. к Суворову приходит понимание, какую ошибку совершил он два года назад. Еще и до этого иногда инстинктивно понимал он размеры своей житейской и служебной оплошности. Так в середине августа 1791 г. родились строки, очень точно описывающие то, что он сам же и натворил:

В конце года, 12 декабря, в очередном письме к Хвостову Суворов сравнивает с уже умершим Потемкиным главу Коллегии иностранных дел:

Хотя вполне несправедливо считает он Потемкина «предательным», но признает его мудрость и ставит ее в заслугу. В Ильин день 1792 г. пишет он снова же Хвостову о своей привычке самостоятельно побеждать беды:

То есть он косвенно признает, что Потемкин давал ему опаснейшие, но доставлявшие огромную славу поручения, для выполнения которых нужен был и военный талант, и мужество гражданина. Сравнение с царем Леонидом Спартанским, выбравшим гибель вместо спасения в Фермопильском ущелье перед лицом бесчисленно превосходящих персов, лестно для Суворова, возвышает его в собственных глазах и, хочет он того или нет, высоко ставит его начальника князя Таврического, предоставившего ему возможность при Кинбурне, Фокшанах, Рымнике и Измаиле стяжать не только победу, но и великую славу.

И вот теперь в Херсоне, в тех самых местах, где благодаря Потемкину протекли, как герой наш тогда считал, его славнейшие дни и деяния, Суворов поступил как было должно и человеку, и христианину:

Если бы Суворов знал, что более терпеливого, более ценящего его достоинства начальника, чем Потемкин, ему никогда не встретится, наверное, он смог бы без каких-либо оговорок воздать должное своему покойному фельдмаршалу.

Еще один вопрос с лета 1792 г. постоянно находился в поле зрения полководца: революционная Франция. В конце апреля правительство жирондистов объявило войну королю Богемии (Чехия) и Венгрии, подчеркивая, что воюет с монархом, а не с народом Австрийской империи. Вскоре в войну вступила и Пруссия. Пожар разгорался. В письме от 1 июня к Хвостову есть весьма характерная фраза:

Судя по всему, речь идет об усилении революционных настроений в стране в связи с начавшимися неудачами французских войск, зачинщиком волнений все реакционеры считали вождя революции в 1789–1790 гг. маркиза М. Ж. Лафайета. События развивались бурно: 10 августа восстание парижан и батальонов добровольцев, пришедших в Париж для отправки на войну, свергло королевскую власть. Герой наш узнал об этом лишь из письма Хвостова от 1 сентября:

В следующем письме от 3 сентября Хвостов сообщает:

Под этой строкой приписка рукой Суворова: «Слава богу». А Хвостов в следующей строке пишет: