Только никому не говори. Солнце любви - Инна Булгакова

- Был. Когда воображал себя философом.

- Не вовлекай меня в свой берд!

- В семнадцатом веке один итальянский врач написал латинскую поэму, где персонах имеет такое «говорящее» имя: Свинья-друг. Как это имечко будет звучать на латыни, ну-ка сообрази!

Игорь сообразил:

- Сифилис?

- Умница. Отсюда пошло название болезни. Меня она не мучила. Ты лечился у Подземельного?

- Бред, — невнятно выговорили белые губы.

- После того, как на бульваре ты выследил Маргариту.

- Абсолютно случайно!

- Неважно. Ты переспал с ней. И постучался в нашу дверь не предупредить «по дружбе», а вымолить ее молчание.

- Нет!

- Медик хранил врачебную тайну, возможно, для шантажа.

Игорь отшатнулся, прошептав:

- Доказательства!

- Скоропостижная дружба с соседом, перенос венчания на осень, псевдомонашеская аскеза — доказательства блудодейства. А доказательства убийства.

- Не мучай меня, я всю жизнь раскаиваюсь! — взмолился свинья-друг, уже удаляясь, исчезая в сумерках, а философ прогремел вслед:

- Ты не оставлял письма в Завидеево, потому что знал, что не я убийца!

- Потому что я доверился интуиции отца Платона! — крикнул Игорь и исчез.

Да черт с ним, от себя не убежит.

- Доказательства убийства, — повторил Петр Романович вслух. — Вот одно, главное — удар по темени, доверимся интуиции отца Платона. — Горько рассмеялся и продолжал бормотать: — Но я остался жив. Надо вернуться в дом детства и рассмотреть, кто там спрятан в уголке, — опять нервно рассмеялся, — в музее императора Павла. Кстати! — напомнил сам себе. — Там тебя ждут менты, поторопись!

Однако продолжал сидеть, мысленно приоткрывая тайну слов, действий, деталей и обстоятельств, отдаленных во времени и пространстве, но постепенно складывающихся в панораму преступлений. Такой подарок в девяностом — «престижная редкость» (выражение Ангелевича). И Лана: «девять лет назад это была редкость» А медик намекнул, что любят «американчики». «Он про все намекнул, но я ничего не понял!» Не понял еще и потому, что боялся вспоминать — последний взгляд и последний крик отца. А «мертвая голова» тотчас исчезла напрочь! Впрочем, не хватает важного штриха — мотивировки: зачем старику в здравом уме подставлять. Господи! «Я нашел его в прихожей». Не розу он нашел и не в прихожей!

Петр Романович с трудом поднялся и побрел к своим — к живым, а не к мертвым, — опять явственно ощущая слежку. «Он идет за мной и может добить». Но ему уже было почти все равно. Старик открыл на звонок, вгляделся:

- Кто это тебя так уделал?

- Мой личный враг.

Прошли в зал.

- Ипполит Матвеевич, вы нашли Ольгин гребень возле трупа?

- Нет! — ответил полковник твердо. на любые пытки пойдет, но не дрогнет.

- Я все знаю.

Мгновенно из семейных недр выкатился Поль. Понятно, что мальчишка подслушивал разговоры «философа Холмса» с отцом и матерью.

- Романыч, чего это ты знаешь?

- То же, что и ты. Только я понял сегодня, а ты знал всегда.

- Что мама расправилась с проституткой и двумя мужиками? Подохнуть можно со смеху, милый кузен!

Из спальни с капризным стоном высунулась Ольга.

- Господи, только задремала! Что тут у вас?

- Философ наш православный проникает в суть сверхъестественных явлений, — проскрежетал Поль комично. — С дьяволом борется, да, Петь?

- Твою детскую игрушку звали Балаболка, ты сказал. Может, уточнишь? «Там нечто лежало».

- Какая еще Балаболка? Что за чепуха. — начала Ольга с досадой; отец подхватил:

- Во всей этой чепухе мы сами разберемся, доченька. Иди, родная, отдохни, поспи.

- Папа, ты так печально говоришь.

Петр Романович перебил:

- Поль, мне надо с тобой поговорить наедине.

- Ну уж нет! — отрезала мать. — Что он еще натворил? Признавайся!

- Мама! — сказал сын необычайно серьезно. — Я признАюсь. Попозже. Пошли.

Они вышли в прихожую, Поль отворил дверь в кабинет, попросил:

- Не надо включать свет, ладно?

Петр вошел в темную комнату, как в свой сон — так он вдруг разгадал свой детский дом — лабиринт.

- Если ты такой умный, — прошипел двоюродный брат, — то молчи! Оставь все как есть.

- Нельзя. Будет новая смерть. Что там в углу?

- Твой бред!

Между диваном и книжными полками проступила тень. Поль схватил философа за руки и прошептал:

- Что это? — закричал: — Кто это? — содрогнулся всем телом. — Мертвая голова! — упал на пол, забился в падучей, повторяя безостановочно: — Я убил ее, я убил ее, я убил ее.

- Маргарита видела себя в зеркале невестой в невинной фате, и шла к жениху, и по дороге соблазнила, по ее понятиям, старика, взглянувшего с вожделением.

- Откуда ты знаешь, кто кого соблазнил? В мужчинах господствует не менее свинское начало.

- Если не большее. Но, как ни странно, он действительно любил свою жену. Откуда я знаю?.. Путем упорного анализа разгадал, ведь все ключевые фигуры этой ужасающей истории погибли. Почти все.

- Надежды на его выздоровление нет?

- «Священная болезнь» непредсказуема, в ней своя тайна. Чтобы выйти из шока — моего собственного, — мне пришлось по крупицам, по обрывкам нитей, деталям реальным и ощущениям ирреальным восстановить узор событий.

- Восстановил?

- В общих чертах.

- Из шока вышел?

- Нет. Не совсем. Невыносимо, когда близкий, «свой» прячется чудовищем в адском уголке.

- Тебе нужна помощь? Рассказывай.

- До той последней пятницы Маргарита, по ее словам, однажды приходила к нам домой и видела семейные фотографии в папиной комнате. То есть знала, кого настигла у Патриарших.

- Жуткий невроз, уже нечто демоническое.

- Да уж, демон там присутствовал, направлял ее стремление к гибели. Эту пару случайно увидел Подземельный, но Маргариту не рассмотрел, иначе развязка не растянулась бы на девять лет. Весь тот вечер, как подчеркивал дядя, он провел в больнице у брата, однако отец, умирая, разрушил его алиби: «В четверг у меня был Евгений, и ничто не предвещало катастрофы, и я спокойно отправился ужинать, потом спать и кусок в горле у меня не застрял!» Ужин в семь, братья расстались до семи.

- Как же ты раньше не сопоставил?

- Боялся вспоминать кончину отца — подсознательное чувство вины. И потом: не мог же я подозревать человека, которого любил с детства! И