Фанатки тоже пьют кофе на завтрак - Саша Керн

Стоп!

«Все уже произошло. Я сделала то, что должна была».

– Твоя очередь, – подтолкнул меня локтем парень справа.

– А? Да. Я вот какой вспомнила.

Стюардесса объявляет:

– Уважаемые пассажиры, пристегните ремни, закройте рты – зона летающих соплей.

Пассажир с последнего ряда:

– Да это брехня, ням, ням, ням…

– Ха-ха-ха, – загоготал Андрей. – Противненько.

Он разлил еще порцию коньяка.

– А теперь такой.

– Что такое командир? – Это мозг экипажа!

– Что такое штурман? – Это глаза экипажа!

– Что такое бортинженер? – Это руки экипажа!

– А что такое второй пилот?– А это, э-э, член экипажа…

– Пфф… – прыснула я.

К нам подошла стюардесса:

– Простите. Давайте будем уважать авиакомпанию и всех, кто ей воспользовался. Многие пассажиры спят, а вы слишком громко разговариваете.

– Тсс… – сказала я, посмотрев на Андрея, потом на стюардессу и приложила палец к губам.

– Тсс… – Заговорщически прошипел парень. – Последний:

У самолета шасси не выходит… Стюардесса объявляет:

– Леди и джентльмены, у всех вас под ногами находится небольшой люк. Поверните два красных рычажка, вытолкните люк и выставьте ноги! Так, спасибо! А теперь, побежали, побежали, побежали!!!

Я еле сдерживала смех… и думала только о том, что мне просто повезло с попутчиком, он помог мне пережить этот долгий полет и не впасть в полное уныние.

Мы расстались в Хитроу, там он пересаживался на рейс до Питера, а я спешила в квартиру на Кенсингтон, чтобы собрать свои вещи, которые остались. Предстояло покинуть эту страну навсегда. Андрей просил телефон, но я лишь пропела:

– Шестнадцать восемьдесят пять и два ноля…

– Ты написала на ладони у меня? – продолжил он.

– Угу…

– А как же встретиться и продолжить общение? – Андрей был очень хорошим, но не Джонатаном Коулом.

Мне никто не сможет никогда его заменить, никогда…

– В следующей жизни, – бросила я, направляясь к выходу из аэропорта. – Если Вселенная захочет!

– Ты потрясающая девушка! – крикнул он, и я обернулась. – Удачи!

– Спасибо! – удача мне, несомненно, будет нужна в ближайшее время.

Я включила телефон и тут же получила сообщение:

«Ты приземлилась?» – Джонатан.

Это выглядело не честно, мы порвали, и он не мог мне писать, но опять писал. Наш телефон я оставила ему, но он знал и мой старый номер.

«Не буду отвечать», – решила я.

Сжав телефон в руке, направилась к табличке такси, но не успела я там оказаться, как телефон завибрировал и на экране высветилось: «Лиззи».

Эта семья сведет меня с ума!

Лиззи хотела видеть меня немедленно и ее не могли убедить никакие отговорки. Она собиралась меня ждать возле квартиры, если понадобится. Поэтому я ничего не могла сделать, кроме как уступить ей и выслушать все, что она собиралась мне сказать. А точнее обвинить меня в том, что я сделала ее брата несчастным.

– Проходи, – я впустила ее в квартиру и закрыла дверь. – Присаживайся на диван. Будешь чай?

– Я не знаю, где ты вычитала, что все англичане решают свои вопросы чаем, но это бред, – пробурчала она, присаживаясь на краешек углового дивана.

– Просто я не уверена, что здесь есть какое-то спиртное. В квартире я прожила не так много времени. Да и вообще…

– Ты все-таки решила это сделать? – без предисловий начала она, пристально изучая меня.

– Лиззи, может это прозвучит грубо, но я слагаю с тебя полномочия доброго ангела. Все. Мы расстались с Натаном, – сказала я, пытаясь быть хладнокровной.

– Расстались? – удивлялась она, приподнимая левую бровь так же, как ее брат. Я улыбнулась этому про себя.

– Он сказал, что ты его бросила. Настя, ты сказала, что не любишь его.

– Я вижу, вы уже пообщались.

– У него никого нет ближе, кроме семьи.

– Я не знаю, что он сказал, Лиз, но так будет лучше для всех.

– Меня не интересуют все эти люди. Только мой брат и… ты… Почему ты так поступила? Ведь, он…

– Не надо Лиззи. Ты все прекрасно знаешь и понимаешь, почему я так поступила. И он все понял. Он большой мальчик, у него было время подумать, но решила за нас я.

Она заморгала глазами.

– Я разговаривала с ним, только сегодня утром. Он не находит себе места, – она взяла меня за руку и заискивающе заглянула в глаза. – Он понимает, что сделал что-то не так. Он не хотел тебя отпускать. Настя, это все неправильно.

– Да, Лиз, – я погладила ее по плечу. – Я постоянно совершаю неправильные поступки. Поэтому-то я и хочу, чтобы он был свободен и счастлив. Чтобы он не мучился из-за выбора и осознания своей значимости в моей никчемной жизни. Я хочу, чтобы он жил, как раньше. Без этих обязательств передо мной. Их у него и так хватает.

Я перевела дыхание, рассматривая Лиззи. Я понимала, что она переживает за брата. Я и сама всегда за всех переживала. И даже живя здесь, за много километров от них, я не переставала о них думать и переживать.

– Никто не говорил, что будет легко.

– Прости, но никто не говорил, что будет так тяжело.

– Настя, за любовь надо бороться. Понимаешь? – она обняла меня, и я положила ей голову на плечо.

– Но не со всем миром… Я слишком слаба для этого.

– Вас двое.

– Нет. Нас больше нет. Нас не стало тогда, когда я увидела в глазах Джонатана сожаление и неуверенность. Я не хочу, чтобы он переступал через себя. Это слишком большая плата.

Я посмотрела на нее с улыбкой, и мы обнялись, как старые друзья.

– Надеюсь, я все еще останусь твоей подругой? – утвердительно произнесла она.

– Конечно.

***

Собрав вещи, я решила сделать то, чего от меня, наверное, никто не ожидал, даже сама я. Собравшись мыслями, приехала в Ноттинг Хилл к дому Коулов и нажала звонок.

Стыд терзал меня все последние дни, я не могла остаться в Англии, не могла по многим причинам, потому что не знала, что буду делать там, где была настолько счастлива. Не знала, как смогу не общаться с людьми, которые ко мне так тепло относились, верили мне и надеялись на что-то. И потому что он мог приехать, и тогда бы я не смогла устоять. А я заключила договор и даже получила свою часть по нему – билет до Москвы и пять тысяч долларов. Я продала себя, потому денег у меня не было совсем. Так что оставалось одно – не занимать чужого места и вернуться назад, к семье, в глубинку, где никто не смог бы меня отыскать и постараться просто жить.