Фанатки тоже пьют кофе на завтрак - Саша Керн

Крики, суматоха, какие-то люди в синих и зеленых костюмах.

– Доктор, сестра! – кричал кто-то по-английски.

Рядом что-то запищало и затрещало. Мне хотелось пошевелить рукой, но она была, словно, немая и что-то ее удерживало. Я попыталась шире открыть глаза, но увидела перед собой только белое полотно потолка. Голова шумела, а губы были сухими и шершавыми, словно я со страшного похмелья проснулась там, в квартире Коулов, обнимая унитаз. Улыбка приподняла уголки моих губ от воспоминания, но я пожалела, что улыбнулась, потому что боль, на минуту притаившаяся где-то внутри, вдруг опять пронзила и охватила всю меня, заставляла крепче стиснуть зубы.

– Так-так, – проговорил мужчина в зеленом костюме и такой же шапочке. – Посмотрим.

Он прикоснулся к моему лицу, заглянул в глаза, прощупал пульс.

– Все в порядке, – в итоге заключил он. – Все в порядке. Вколите ей обезболивающее, пусть отдыхает. Для первого раза достаточно.

За его спиной я видела еще один силуэт, дергающийся и мутный. Лица я не видела, только голос:

– Как она?

– Будет жить…

В любви нет победителей, есть только потерпевшие.

Веселин Георгиев.

Кажется, темнота меня отпустила, и я попала в прекрасный цветной сон, где Джонатан держал меня в своих объятиях в той маленькой комнатке на юге Франции. Где в окно дул ветерок, а мы лежали и болтали о разных глупостях. Коул рассказывал мне о Микеланджело.

– Когда-нибудь, – шептал он. – Я отвезу тебя в Ватикан и ты увидишь всю красоту Сикстинской капеллы. Знаешь, там не так много осталось от того, что рисовал сам художник, но полотно на потолке потрясает своей мощью и ощущением, что это видело так много поколений. Знаешь, считается, что сам Микеланджело неохотно брался за проект, так как считал себя более опытным скульптором, а не художником. Но работа, тем не менее, продолжает приводить в восторг людей. Ежегодно около пяти миллионов человек стекаются в Сикстинскую капеллу со всего света, чтобы увидеть шедевр…

Я чувствовала его мягкие руки, теплые и гладкие подушечки пальцев, которые выводили рисунки на моих ладонях и запястьях. Чувствовала его поцелуи – сладкие, нежные, слегка горьковатые от сигаретного дыма. Мне было так хорошо рядом с ним, и я знала, как смогла отказаться от всего этого. Всего лишь парой фраз.

Я чувствовала прикосновения к своему лицу, поцелуй, его колючую щеку, его запах, смешавшийся с медицинским духом. Мне хотелось открыть глаза и чувствовать его рядом с собой, хотелось, спрятаться от темноты у него в объятиях, чтобы она никогда не смогла до меня добраться.

Рядом со мной что-то упало, я услышала шум и вздрогнула, боль штормовой волной прокатилась по всему телу.

– Ммм… – простонала я, пытаясь перетерпеть.

Хотелось поднять руку к голове, которая раскалывалась, словно по ореху стукнули молотком. Рукой пошевелить не удалось, и я приоткрыла глаза, рассматривая стойку с капельницей, дальше сфокусировалась на окне, закрытом вертикальными жалюзи, холодильник в углу, на нем телевизор, небольшой стол…

– Я вас разбудила? Простите. Все хорошо?

Со мной рядом засуетилась молоденькая медсестра в синем костюмчике, оказалось, она уснула, и у нее на пол упал огромный «Медицинский справочник», по которому она готовилась к какому-то зачету.

– Да…

Вроде бы хотела сказать я, но вышло лишь какое-то шипение и хрип.

– Хорошо, – она поправила мне подушку и присела назад в кресло, которое стояло возле двери.

– Пить, – попробовала прошуршать я.

Медсестра даже не обратила на меня внимания.

– Пить, – постаралась громче сказать я, раздирая горло.

– Вам нельзя много пить, – забеспокоилась девушка, но все же поднесла мне ко рту ложку с водой.

– Где я? – превозмогая ноющую боль в голове и во всем теле, спросила я.

– В областной больнице.

– В областной? Как я здесь оказалась?

Странно, отчасти, блуждая в снах, я вспомнила, что произошло, но как оказалась в областной больнице, в городе. Я думала меня отвезли куда-то рядом с поселком, а не так далеко.

– О, это длинная история. Тут все так суетились с вами.

– Почему? – мне захотелось приподняться и выслушать всю историю.

– Лежите спокойно, иначе я ничего не расскажу, – строго проговорила она.

Я тут же перестала предпринимать попытки встать и внимательно взглянула на нее, ожидая, что она скажет.

– Ой, здесь все так переполошились, когда этот англичанин на вертолете вас сюда привез.

Я попыталась вздохнуть глубже, чтобы не задохнуться от пробуждающегося отчаяния.

– Англичанин? – переспросила я, облизывая пересохшие губы.

– Да. Представляете, здесь никто по-английски не разговаривает. Хорошо, что в одном из отделений больницы нашлась больная – учительница по английскому языку. Вот, все только через нее. Да… – она задумалась, словно вспоминая какие-то детали произошедшего.

– Что за вертолет? – наконец, спросила я, не дождавшись продолжения. – Как вообще я здесь оказалась, я была за сто километров от города.

– Вам нельзя волноваться. Что вы так волнуетесь, – сестра опять подошла ко мне, поправила подушку и посмотрела на приборы. – Лежите спокойно, иначе я завтра получу от вашего лечащего врача.

– Хорошо, только не молчите.

– Все расскажу, – перебила она и стала ходить от двери к окну, повествуя. – Вы попали в Павловскую районную больницу с черепно-мозговой травмой и колюще-режущим отверстием. У вас было слегка задето легкое, которое вам там и залатали. А вот черепно-мозговая была серьезная, поэтому было решено срочно вас перевезти в областную больницу, только вот везти вас на машине было нельзя, вы все это время находились, балансируя между жизнью и смертью, в общем, в коме были.

Она мило улыбнулась, проверяя мою реакцию на сказанное.

– Нужны были деньги, говорят, и на операцию тоже. Ваш брат занимался всем вместе с тем парнем, а потом им еще один помогал.

– Откуда вы столько знаете? – прервала ее рассказ я.

Она смутилась, но ответила:

– Этот парень, англичанин, он выглядел таким расстроенным, постоянно разговаривал с этой дамой, ну с учительницей, которая и рассказала. Правда, ее скоро выпишут и не знаю, что мы будем делать.

– А сколько я здесь?

– Чуть больше месяца.

– Больше месяца?!

– Так все, я же сказала, что вам нельзя волноваться, – медсестра снова поправила мне подушку и скрылась за дверью палаты, оставив меня со своими мыслями одну.