Бабье царство. Русский парадокс - Эдвард Радзинский

Правда, не совсем понятно, что такое «блаженство каждого и всех» и «равенство всех граждан» перед законом, если более половины населения страны, крепостные рабы, знают лишь один закон – волю и кнут хозяев.

В Грановитой палате Кремля, помнившей Царя Алексея Михайловича, она собрала депутатов Уложенной Комиссии.

Под древними сводами собрались представители от сословий дворян, городского населения и свободного крестьянства. Естественно, половина населения страны – крепостные рабы – не была представлена в этом передовом зале. Екатерина прочла присутствующим свой «Наказ». Люди тогда были очень чувствительны. И многие депутаты прослезились от мудрости и, главное, доверия Императрицы. В результате обсуждение «Наказа» началось с дискуссии о том, как прославить Императрицу, разрешившую подданным самим писать законы, и что написать на памятнике, который непременно следует ей поставить. После горячего обсуждения придумали надпись: «Екатерина Вторая, Великая и Премудрая Матерь Отечества». Вышло славно!

Но она ответила депутатам, как и положено просвещенной Государыне: «…Великая – о моих делах оставляю времени и потомству беспристрастно судить, Премудрая – никак себя таковой назвать не могу, ибо один Бог премудр, и Матерь Отечества – любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю…» Ответ этот дословно был занесен в книгу заседаний Комиссии. Вольтер был в восторге и от ответа, и от передовых намерений августейшей почитательницы. Но просил Екатерину учесть его возраст и поспешить, чтобы он успел насладиться результатами работы Комиссии и смог рассказать о них на небесах Петру Великому… Она же попросила не торопить ее, ибо работа будет нелегкой – платье должно быть впору всем классам.

Насчет нелегкой работы она писала правду. Здесь была ее трагедия. Во время работы Уложенной Комиссии она решила проверить главное: можно ли хоть как-то ограничить, ввести хоть в какие-то гуманные рамки наше варварство – крепостное право? Что такое русское крепостничество – ей продемонстрировали при вступлении на трон.

Жестокость помещиков в деревне процветала. Причем поместья повторяли Петербург – резко усилилась роль женщин-помещиц. Но помещицы отличались не только в руководстве помещичьим хозяйством – они преуспевали в зверствах. Сколько их было, звероподобных, часто попросту психически больных, помешавшихся от вседозволенности – права распоряжаться жизнью и смертью людей, несчастных крепостных рабов! Если и всплывало наружу злодеяние этих людоедок, то взятка немедля гасила уголовное дело. Но одной из мучительниц не повезло…

Ею была Дарья Иванова, в замужестве Салтыкова. Салтыковы – одна из влиятельнейших русских фамилий, состоявшая в родстве с царской семьей и со знатнейшими родами Империи. В двадцать шесть лет Дарья Салтыкова осталась вдовой и полноправной хозяйкой шести сотен крепостных.

Это была еще молодая, цветущая и, самое удивительное, богомольная женщина. Она часто совершала паломничества по святым местам, давала щедрые пожертвования церкви. Но это не мешало ей быть психопаткой и попросту серийной убийцей. Шестьсот рабов и рабынь оказались в ее полной власти. Она мучила и убивала своих несчастных бесправных крепостных. Их покорность, страдания только усиливали ее ярость. Она могла замучить за плохую стирку белья или мытье полов – провинившуюся запарывали до смерти конюхи и слуги, но чаще убивала она сама. Дарья была изобретательна – обливала жертв кипятком, била поленом по голове или истязала острыми щипцами для завивки волос. Любила рвать волосы – однажды выдрала пальцами все волосы у несчастной крепостной девицы. Предпочтение оказывала невестам, ведь она вдова, а ее холопки смеют выйти замуж! …Салтыкова убила 138 человек, преимущественно девушек. Она собственноручно плетью забила мальчика… От постоянного упражнения в побоях женщина-зверь становилась все сильнее и сильнее. Двенадцать лет продолжались эти безнаказанные пытки и убийства. Все жалобы доведенных до отчаяния крестьян она гасила взятками. Несчастных, посмевших пожаловаться на госпожу, как положено по закону, били кнутом и отправляли в Сибирь. Два десятка жалоб от ее рабов пылились в судебных архивах, суммы своих взяток она хранила в расходных книгах. В них были аккуратно записаны также деньги на подарки чиновникам.

Но двум ее крестьянам повезло – им удалось передать жалобу только что вступившей на престол Екатерине. Императрица поняла: справедливая расправа над знатной помещицей будет отличной визитной карточкой для начала правления Просветительницы. Тем более что помешавшаяся на крови Салтычиха (так ее звали крестьяне) уже не ограничивалась крепостными. Она решила расправиться с дворянином – соседом-помещиком, который спал с ней, но посмел не захотеть на ней жениться. По ее приказу крепостные уже купили порох. Она приготовилась взорвать дом неверного любовника, когда ее арестовали. После редчайшего в Империи беспристрастного следствия (благо следила Императрица) Екатерина сама написала приговор. Салтычиху привезли на Красную площадь. Ей повесили на шею доску с надписью «мучительница и душегубица», после чего отправили в Ивановский монастырь и посадили в подземную тюрьму. Это был склеп под соборной церковью – темная яма. Только через одиннадцать лет ее перевели в камеру с решеткой на окне. В ней она и умерла, сохранив до смерти бешеный нрав. Бросалась в ярости на людей, посмевших приблизиться к решетке ее камеры. По одной из версий, дьяволица сумела забеременеть от охранника, передававшего ей пищу в яму.

Зверства Салтычиха творила в своем городском доме и в поместье. Ее городской дом в Москве находился на углу Большой Лубянки и Кузнецкого Моста. На этом месте с 1918 года расположится самое грозное здание Москвы. В нем сначала обосновалась ЧК, потом – НКВД, затем – КГБ, а ныне – ФСБ. Что же касается имения Салтычихи с церковным названием Троицкое, то и в нем какое-то время обитало местное управление НКВД.

Расправа над Салтычихой должна была стать началом – этаким вступлением к работе Уложенной Комиссии. На Комиссии Екатерина хотела поставить вопрос о крепостном праве. И тотчас получила урок. Через много лет, в девяностых, она напишет знаменитые строки об этом уроке. Но напишет их для себя…

«Предрасположение к деспотизму… прививается с самого раннего возраста к детям, которые видят, с какой жестокостью их родители обращаются со своими слугами: ведь нет дома, в котором не было бы железных ошейников, цепей и разных других инструментов для пытки… тех, кого природа поместила в этот несчастный класс, которому нельзя разбить цепи без преступления. …Едва посмеешь сказать, что они такие же люди, как мы, и даже когда я сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями; чего я только не выстрадала от этого безрассудного и жестокого общества, когда в комиссии для составления нового Уложения стали обсуждать некоторые вопросы, относящиеся к этому предмету, и когда невежественные дворяне, число которых было неизмеримо больше, чем я могла когда-либо представить… стали догадываться, что эти вопросы могут привести к некоторому улучшению в настоящем положении земледельцев, разве мы не видели, как даже граф Александр Сергеевич Строганов, человек самый мягкий и, в сущности, самый гуманный… с негодованием и страстью защищал дело рабства… Я думаю, не было и двадцати человек, которые по этому предмету мыслили гуманно и как люди…»