Бабье царство. Русский парадокс - Эдвард Радзинский

И адресатов долго искать было не нужно. Это был последний век, когда политическую моду определяли философы. Она выбрала славнейших, чьи имена повторял тогда весь мир.

Это были два титана Просвещения. Некоронованный король просвещенной Европы – Вольтер. Изгнанный из Франции, он жил в Швейцарии в Фернейском замке, откуда повелевал всей мыслящей Европой.

Могущественнейшие монархи – прусский король великий Фридрих и Император Австрийский Иосиф – считают за честь быть его друзьями и находятся в переписке с Его Философским Величеством…

Второй адресат был ясен тоже. Дени Дидро – символ Просвещения, редактор знаменитой Энциклопедии, собравший на ее страницах все самое передовое в мире науки, искусства, ремесел.

Но «даже Бог нуждается в звоне колоколов». Нужно не только завоевать дружбу обоих кумиров. Нужен был тот, который будет звонить «о дружбе кумиров просвещенной Европы с русской Правительницей, отстаивающей идеалы Просвещения в варварской стране». Тот, кто, говоря отвратительным современным языком, станет ее пиарить. И она его нашла – это был барон Гримм.

Барон Фридрих Мельхиор Гримм, как и она, был немцем. Но он с молодости жил в Париже и стал истинным парижанином. Ученый, публицист, дипломат, он издавал знаменитую «Газету», где печатались главные парижские культурные новости. Сам Гримм – блестящий, умный, тонкий критик – долгое время один заполнял свое издание. Его статьи – литературный памятник эпохи. Но со временем, когда он уезжал, «Газету» вели выдающиеся авторы – Дени Дидро и блистательная, остроумная госпожа Эпине. Она – хозяйка известного литературного салона и, что не менее важно, любовница Гримма… безответно влюбленная в Руссо.

У «Газеты» Гримма было всего полтора десятка постоянных подписчиков. Но каких! Шведский король Густав Третий, Фридрих Прусский, австрийский Император, польский король… Все эти коронованные интеллектуалы читали его «Газету», а он состоял в переписке с августейшими подписчиками. В письмах к ним он не жалел эпитетов и представал самым угодливым, безудержным льстецом. Вот почему у Просветителей и строчки не найти об их очень близком знакомом бароне Гримме. Только Руссо оставил о нем язвительный отзыв…

Разузнав о Гримме, Екатерина верно его оценила. Уже в 1762 году она написала ему письмо, присоединившись к группе его августейших адресатов. Барон вскоре сам появился в Петербурге в свите герцогини Гессен-Дармштадской, тогдашней невесты наследника престола Павла Петровича. Но в это время все внимание Екатерины было отдано приехавшему в Петербург Дидро. Зато во второй приезд барона, в 1776 году, соскучившаяся по интеллектуальной беседе Императрица проводила часы с главным сплетником Европы… Она не раз предлагала ему остаться в России, он не соглашался. Вместо этого он стал ее литературно-политическим агентом в Европе и получал за это самое щедрое жалованье.

Даже после отъезда Гримма она продолжила любимые беседы с бароном, исправно посылая к нему письма. Точнее, маленькие эссе о своей жизни. И он усердно распространял по парижским салонам эти очаровательные истории отважной Правительницы, отстаивающей пером и мечом идеалы Просвещения. До самой смерти она будет писать барону…

Вместе с Дидро Гримм помогал ей охотиться за произведениями искусства. Но в отличие от Дидро с Гриммом она не церемонилась. Он был на жалованье, и если вовремя не отвечал ей, то «Великая и Бессмертная» (как Гримм величал Екатерину) сурово выговаривала ему через русского посла в Париже. Она любила порядок.

Однако главным завоеванием ее пера стал Вольтер. Она нацелилась на него тотчас после победы переворота. Едва вступив на престол, Екатерина написала Вольтеру восторженный отзыв о его книге о Петре Великом. (Вольтерово сочинение – это безудержное славословие Петру, щедро оплаченное покойной Елизаветой.) «Петр был рожден, и Россия обрела бытие», – писал Вольтер. Екатерина, объявившая себя продолжательницей Петра, могла написать то же. Как и Петр, она не сидела на троне – она царствовала. Петр Великий – главный Святой ее царствования. Ему она поставит знаменитый памятник. На ее табакерке был портрет Петра. Она объясняла принцу де Линю: «Это для того, чтобы спрашивать себя каждую минуту: что бы он приказал, что бы он запретил, что бы сделал, будучи на моем месте…»

Вольтера ее письма соблазнили моментально. Интеллектуальный король века с удовольствием переписывался с обычными королями. Вернее, с «необычными»: с остроумцем великим Фридрихом и одним из самых просвещенных и либеральных монархов – австрийским Императором Иосифом… С каким же восторгом Вольтер получил восхищенное, почти раболепное письмо от почитательницы – красивой дамы, русской Императрицы… Галантный француз тотчас начал изливать потоки восхищения. Она скромно просила поберечь его драгоценные слова до тех пор, пока станет их достойна. И продолжала воспевать философа: «1746 год стал поворотом в моем развитии – я прочла вас… Ваши труды сформировали мой разум, мои убеждения».

Теперь молодая повелительница самого большого в мире Государства будет трогательно отчитываться перед философом обо всех событиях в своей Империи, не забывая его славить. А славить в России умеют. У нас знают главное правило: с лестью нельзя «пере-», можно только «недо-». Тем более что Вольтеру нужно было ее поклонение, особенно тогда, в 1762 году, когда заблистала новая звезда – Руссо. Произошло невероятное: Руссо посмел полемизировать с Вольтером!.. Досталось от Руссо и вольтеровскому герою – Петру Великому. «Петр был всего лишь гениальным имитатором. Он не обладал настоящей гениальностью, которая создает все из ничего. Он начал делать из русских немцев и англичан, тогда как ему надо было делать русских. Тем самым он помешал подданным стать тем, чем они могли бы стать…» Руссо презирал наступавший мир буржуа, осмеивал титулы. Между тем хозяин Фернейского замка получил титул камер-юнкера прусского двора и переписывался с королями, в то время как Руссо называл себя врагом монархов. Не забыл он, как мы помним, и Екатерину.

Она соответственно относилась к Руссо. «Он очень опасный автор, его слог кружит и сбивает с толку головы молодых людей», – сказала она Дашковой. Екатерина предпочитала Вольтера. И Вольтер теперь предпочитал всем дамам Екатерину…

Но, славя хлеб духовный, она всегда помнила о хлебе насущном. Величайший Вольтер – отнюдь не величайший богач. Она постоянно покупала его сочинения. «Дайте мне сто полных собраний сочинений моего учителя, чтобы я могла их распространить повсюду… Это разовьет у нас сто тысяч талантов, которые без того потерялись бы во мраке невежества…» – писала она Гримму.

И Гримм покупал книги Вольтера, не забывая сообщать об этом автору. Как и положено в России, ее преклонение перед Вольтером стало сигналом для подданных. Отныне все наши вельможные путешественники спешили в Ферней – поклониться философу. Это вошло в обязательную программу русских за границей. Екатерина благодарила Вольтера за то, что он принял «многих наших офицеров», которые, конечно же, «воротились без ума от Вас и Вашего любезного приема».