Зверобой - Джеймс Фенимор Купер

— Скажите, Зверобой, неужели вы хотели бы видеть меня женой такого человека, как Гарри Марч?

— Кое-что можно сказать в его пользу, а кое-что — и против. На мой вкус, Непоседа не из самых лучших мужей, но боюсь, что большинство молодых женщин относятся к нему менее строго.

— Нет, нет, Юдифь, даже не имея имени, никогда не захочет назваться Юдифью Марч! Все, что угодно, лучше, чем это!

— Юдифь Бампо звучало бы гораздо хуже, девушка; немного найдется имен, которые так приятны для уха, как Марч.

— Ах, Зверобой, во всех подобных случаях для уха звучит приятно то, что приятно сердцу! Если бы Нэтти Бампо назывался Генри Марчем и Генри Марч — Нэтти Бампо, я, вероятно, любила бы имя Марч больше, чем теперь. Или если бы он носил ваше имя, я бы считала, что Бампо звучит ужасно.

— Вот это правильно, и в этом вся суть. Знаете, у меня природное отвращение к змеям, и я ненавижу самое это слово, тем более что миссионеры говорили мне, будто при сотворении мира какая-то змея соблазнила первую женщину. И, однако, с тех самых пор, как Чингачгук заслужил прозвище, которое он теперь носит, это самое слово звучит в моих ушах приятнее, чем свист козодоя в тихий летний вечер.

— Это настолько верно, Зверобой, что меня, право, удивляет, почему вы считаете странным, что девушка, которая сама, быть может, недурна, вовсе не стремится, чтобы ее муж имел это действительное или мнимое преимущество. Для меня внешность мужчины ничего не значит, только бы лицо у него было такое же честное, как сердце.

— Да, честность — дело великое; и те, кто легко забывает об этом вначале, часто бывают вынуждены вспомнить это под конец. Тем не менее на свете найдется много людей, которые больше привыкли подсчитывать настоящие, а не будущие барыши. Они думают, что одно достоверно, а другое еще сомнительно. Я, однако, рад, что вы судите об этих вещах совершенно правильно.

— Я действительно так сужу, Зверобой, — ответила девушка выразительно, хотя женская деликатность все еще не позволяла ей напрямик предложить свою руку, — и могу сказать от всей души, что скорее готова вверить мое счастье человеку, на правдивость и преданность которого можно положиться, чем лживому и бессердечному негодяю, хотя бы у него были сундуки с золотом, дома и земли… да, хотя бы он даже сидел на королевском троне…

— Это хорошие слова, Юдифь, да, это очень хорошие слова! Но уверены ли вы, что чувство согласится поддержать с ними компанию, если вам действительно будет предложен выбор? Если бы с одной стороны стоял изящный франт в красном кафтане, с головой, пахнущей, как копыта мускусного оленя, с лицом, гладким и цветущим, как ваше собственное, с руками, такими белыми и мягкими, как будто человек не обязан зарабатывать себе хлеб в поте лица своего, и с походкой, такой легкой, какую только могут создать учителя танцев и беззаботное сердце, а с другой стороны стоял бы перед вами человек, проводивший дни свои под открытым небом, пока лоб его не стал таким же красным, как щеки, человек, пробиравшийся сквозь болота и заросли, пока руки его не огрубели, как кора дубов, под которыми он спит, который брел по следам, оставленным дичью, пока походка его не стала такой же крадущейся, как у пантеры, и от которого не разит никаким приятным запахом, кроме того, который дала ему сама природа в свежем дуновении лесов, — итак, если бы два таких человека стояли перед вами, как вы думаете, кому из них вы отдали бы предпочтение?

Красивое лицо Юдифи зарумянилось, ибо тот образ франтоватого офицера, который собеседник нарисовал с таким простодушием, прельщал когда-то ее воображение, хотя опыт и разочарование не только охладили ее чувства, но и сообщили им обратное направление. Затем румянец сменился смертельной бледностью.

— Бог свидетель, — торжественно ответила девушка, — если бы два таких человека стояли передо мной — а один из них, смею сказать, уже находится здесь, — то, если я только знаю мое собственное сердце, я бы выбрала второго! Я не желаю мужа, который в каком бы то ни было смысле стоял выше меня.

— Это очень приятно слышать, Юдифь, и может даже заставить молодого человека позабыть свое собственное ничтожество. Однако вряд ли вы думаете то, что говорите. Такой мужчина, как я, слишком груб и невежествен для девушки, у которой была такая ученая мать. Тщеславие — вещь естественная, но оно не должно выходить за границы рассудка.

— Значит, вы не знаете, на что способна женщина, у которой есть сердце. Вы совсем не грубы, Зверобой, и нельзя назвать невежественным человека, который так хорошо изучил все бывшее у него перед глазами. Когда дело коснется наших сердечных чувств, все вещи являются перед нами в самом приятном свете, а на мелочи мы не обращаем внимания или вовсе забываем их. И так всегда будет с вами и с женщиной, которая полюбит вас, если бы даже, по мнению света, у нее были некоторые преимущества.

— Юдифь, вы происходите из семьи, которая стояла гораздо выше, чем моя, а неравные браки, подобно неравной дружбе, редко кончаются добром. Я, впрочем, говорю для примера, так как вряд ли вы считаете, что такое дело между нами и впрямь возможно.

Юдифь вперила свои темно-синие глаза в открытое и честное лицо Зверобоя, как бы желая прочитать, что делается в его душе. Она не заметила никаких проблесков задней мысли и вынуждена была признать, что он считает этот разговор простой шуткой и отнюдь не догадывается, что сердце ее действительно серьезно задето. В первую минуту она почувствовала себя оскорбленной, затем поняла, как несправедливо было бы ставить в вину охотнику его самоунижение и скромность.

Новое препятствие придало всему особую остроту и еще более усилило ее интерес к молодому человеку. В этот критический момент новый план зародился в ее уме. Она тотчас же приняла этот план, надеясь раз навсегда связать свою судьбу с судьбой Зверобоя. Однако, чтобы не обрывать разговор слишком резко, Юдифь ответила на последнее замечание молодого человека так серьезно и искренне, как будто ее первоначальное намерение осталось неизменным.

— Я, конечно, не имею права хвастать моим родством после всего, что мы узнали сегодня ночью, — сказала девушка печальным голосом. — Правда, у меня была мать, но даже имя ее мне неизвестно, а что касается отца, то, пожалуй, мне лучше никогда о нем не знать.

— Юдифь, — сказал Зверобой, ласково беря ее за руку, с искренностью, которая проложила себе путь прямо к сердцу девушки, — лучше нам прекратить сегодня этот разговор! Усните, и пусть вам приснится все то, что вы сегодня видели и чувствовали. Завтра утром некоторые печальные вещи могут вам показаться более веселыми. Прежде всего, никогда ничего не делайте под влиянием сердечной горечи или с намерением отомстить самой себе за обиды, причиненные вам другими людьми. Все, что сказано было сегодня ночью, останется тайной между мной и вами, и никто не выведает у меня этой тайны, даже Змей. Если ваши родители были грешны, пусть их дочка останется без греха. Вспомните, что вы молоды, а молодость всегда имеет право надеяться на лучшее будущее. Кроме того, вы гораздо умнее, чем большинство девушек, а ум часто помогает нам бороться с разными трудностями. Наконец, вы чрезвычайно красивы, а это, в конце концов, тоже немалое преимущество… А теперь пора немного отдохнуть, потому что завтра кое-кому из нас предстоит трудный день.