Избранное - Леонид Караханович Гурунц

Потом добавил:

— Все, что заметите, передавайте дяде Мухану. Посоветуйтесь с ним. Он о вас знает.

«Дяде Мухану? — подумал я. — Значит, и он, отец Вачека, заодно с партизанами. Вот это здорово!»

— Хорошо, дядя Седрак, — пообещали мы.

Надо ли говорить, с каким подчеркнутым чувством собственного достоинства мы несли свои пухлые карманы на виду у всех. Пусть какой-нибудь Карабед потрогает, даже попробует наших орехов. Не жалко!

Зато никому и в голову не придет мысль о нашей тайной встрече с партизаном Седраком, о полученном сегодня новом задании от самого Шаэна.

V

Дом, где жил хмбапет, стоял на отлете села. Как все дома богачей, он был обит кровельным железом. Сбоку к нему примыкала низкая землянка. С крыши ее хорошо было видно, что делалось в доме и во дворе хмбапета.

У этого богатеева дома были резные петухи на крыше, три окна по фасаду с красивыми козырьками над ними. Это был дом Алиханянов, а примыкающая к нему низкая землянка — домом нашего Савада…

Ну и повезло же нам! Я с Суреном дружу так же, как и Аво. Кто что скажет, если я заберусь на крышу друга, хотя бы прогнать козу Баграта, которая вечно пасется по чужим крышам?

Я затеял с Суриком игру на крыше их дома, а сам исподтишка заглядывал в окна хмбапета. Когда я отлучался, наблюдение вел Сурик. Я привлек его к этому делу. Надо было видеть Сурика в те минуты! Его темные смешливые глаза становились серьезными, а маленькое замурзанное лицо выражало крайнее удовольствие. Он совсем изменился, наш озорник. Не пищит, не хвастает перед другими своими наблюдениями, ни с кем не делится — только со мной. А если он немного важничает, носится со своей особой — кому какое дело?

— Арсен, ты знаешь, что я заметил? — однажды прошептал Сурик. — Когда стоит у ворот Самсон, в доме всегда какой-нибудь важный папахоносец.

— Этот Самсон — собака порядочная, — сказал я, — его парой яиц не соблазнишь.

— И не думай, — вздохнул Сурик, — его и десятком не сманишь.

— Что говорить, собака порядочная, — повторил я. — Но здоровый зуб раскусит и орех.

Сурик не понял, я пояснил свою мысль:

— Нам надо знать все, что делается в этом доме.

— Что делается в доме? — испугался Сурик. — Да Самсон пристрелит нас на месте!

От самоуверенности Сурика не осталось и следа. Я сердито посмотрел на него:

— Обвести Карабеда и дурак сможет, а ты попробуй сладить с таким орешком, как Самсон.

Сурик только хмыкнул. Вечером ни жив ни мертв он прибежал к нам. В доме никого не было. Прежде чем проронить слово, Сурик два раза выглянул на улицу — нет ли кого поблизости.

— Арсен, — вымолвил наконец он. — Самсон, кажется, разнюхал о наших делах. — Приблизив ко мне лицо, он жарко зашептал: — Что было, что было! Вызвал он меня и давай расспрашивать: «Чего это внук пустомели Оана повадился ходить к вам?..» — «Как чего? — прикидываюсь я. — Товарищи, в бабки вместе играем». — «Ты же с Аво дружишь?» — говорит он, а глазами так и ест. Эта собака в Нгере выросла, обмани ее! Схватил даже за ухо, думает — я испугался. «Ну что ж, говорю, что с Аво? И с ним дружу, и с Арсеном. Кому мешает эта дружба?» Не видеть мне матери-отца.

Я засмеялся:

— Так и сказал: «Кому мешает эта дружба?»

Сурен покраснел:

— Ну, так не сказал, а дал понять: друзья, мол. А ему разве втолкуешь? «Не сметь, — говорит, — собирать под окнами хмбапета всяких голодранцев!» И заехал, конечно, не без этого. — Сурен потер ушибленное место.

Это меня озадачило. Не покажешься теперь на крыше. Как быть, достославный мой неумека Сурик? Улепетнуть, струсить, не выполнив задании? Как бы не так!

Решение пришло неожиданно.

— Ничего, — сказал я Сурену, — играйте по-прежнему с Аво, только примечайте все. Для такого случая не пожалею даже своего бека, заправленного свинцом.

Как-то к нам в гончарную ввалился Варужан. Еще больше потолстевший, отъевшийся за лето. Деда поблизости не было.

— Арсен, — сказал он равнодушно, как бы невзначай, — отец просил, как кончишь работу, зайди к нему.

— Хорошо, забегу сейчас, — ответил я, подавив вспыхнувшее во мне любопытство. — С чего это я вдруг понадобился Мкртичу?

Варужан ушел. Но по тому, как он пришел, как ушел, я понял: неспроста гончар Мкртич прислал за мною сына.

И, почему-то разозлившись на Варужана, вероятно, за то, что он так безучастно сказал об этом, я мстительно послал ему вдогонку:

— Веди меня в твои врата, моей души будь гостем, милейший наш недоеда!

*

Вот так взрослые! Им нужно знать, какие важные бумаги пришли к хмбапету от англичан из офиса, и они без нас не могут. И вообще непонятно, зачем понадобился англичанам Урик, жеребец Баграта? Почему должны уведомлять хмбапета о нем? И почему именно мне такое задание? Если это так просто, пусть Варужан выкрадет им эти бумаги.

Правда, на это были свои причины. Вы помните наши игры, которые мы устраивали на крыше дома Сурика? В соседнем доме, примыкавшем к крыше, жил хмбапет. С этой крыши хорошо было наблюдать за домом хмбапета. Я уже многое знал о нем. Знал, что хмбапет страдает бессонницей, ночью часто прогуливается по двору. Зато с вечера спит крепко. В другое время муха прожужжит, он высовывается из окна, недовольно ворчит, а вечером, хоть кати под окном пустую бочку, — не проснется. А главное, мое появление на крыше или появление Аво пока не вызывало у дашнаков серьезных подозрений.

Гончар Мкртич, дав мне это задание, тяжело вздохнул:

— Рискованное это дело, Арсен, трудное, но выполнить надо. Мы должны знать, зачем понадобился англичанам наш Урик?

Я изложил свой план.

— Что ж, действуй, — немного помолчав, одобрил дядя Мкртич. — Только помни; в случае чего, говори — с голоду, на хлеб польстился. — Он крепко обнял меня. — С ответом жду завтра.

— Завтра, — повторил я машинально.

Значит, я должен проникнуть в дом хмбапета сегодня.

Остаток дня я работал как в тумане. Готовя глину, я так круто замешивал ее, что она рассыпалась в руках, как песок.

Дед ничего не сказал, только внимательно посмотрел на меня.

В этот вечер дед лег спать рано. Вызвав Аво во двор, я объяснил ему, что делать. Вскоре Аво под каким-то предлогом ушел из дому. Через несколько минут должен уйти и я. Мать у коптилки вяжет. Тихо.

Я долго стою, не смея начать разговор. Я решил, идя на такое задание, открыться матери.

— Мама, — наконец сказал я, — ты знаешь, что я был у партизан?

Мать обернулась