Русский лабиринт - Дмитрий Дарин

– Внукам хватит. – Паша потер висок.

– А ты откуда знаешь? – снова насторожился Степаныч.

– Да ты сам сказал.

– Я не говорил, – по-бычьи наклонил голову Степаныч.

– Валер, ты пойми, в салоне все уже ждут больше часа. Без тебя никто не уедет – твоя же машина.

– Я не могу ехать, я же выпил. Хотя кто меня здесь остановит, каждая гаишная собака знает.

– Ну вот. – Паша снова потянул товарища за рукав. – Тем более.

– Валерий Степаныч, дует из дверей! – осмелилась Варвара, поежившись за стойкой.

– Да не могу я, пойми! – Не обращая никакого внимания на буфетчицу, Степаныч высвободил руку. – Не люблю я ее. А дочку люблю. А кого из них больше – люблю или не люблю, не знаю. Пока не разберусь, не поеду! Все меня покиньте!!

– А гости? – уже не скрывая раздражения спросила Наташа. – Ты же их сам на юбилей пригласил. А теперь получается, что бросил. В гостиницу их довези и делай, что хочешь. А то некрасиво как-то. Не по-православному.

– Вот именно! А Ленка, сука, не пришла. На юбилей собственного мужа! Это красиво? Это про… по… по-праславному? Покиньте меня, я сказал! – Степаныч сделал шаг назад, в ресторан.

– Так заболела же, сам слышал. – Паша посмотрел на Натали, призывая ту в свидетели.

Женщина махнула рукой и вышла. Степаныч грузно сел на неостывшее еще место у стойки и посмотрел на буфетчицу.

– Эх, Варя, Варя! Дай мне еще соточку.

Варя налила и внимательно посмотрела на оставшегося стоять в дверях Пашу. Тот безнадежно развел руки. Степаныч взял рюмку и повернулся к юноше.

– Ты меня извини, парень! Это я с излома. А девчонка у тебя красивая. Главное, чтобы любила, тогда все заладится. А любовь – это, знаешь что?

Нахохлившийся снова «охламон» неопределенно пожал плечами.

– Не знаешь… А я вот уже знаю. Любовь – это когда не за что-то, а когда несмотря ни на что… вникаешь?

Юноша снова пожал плечами. Девушка посмотрела на Степаныча более внимательно.

– Когда – вопреки! Да…а когда, вот как Ленка моя, с расчетом, тогда…тогда, как в этой песне поется – каждый шаг подобен пытке… в общем – любви по плану не бывает, помни, парень! За настоящую любовь! – Степаныч опрокинул рюмку и, на удивление всем, встал и сам пошел к выходу. Шел нормально, не качаясь, будто и не пил столько. Посередине зала мужчина остановился, обернулся к буфетчице и наказал записать счет юной пары на него. Он сказал это совсем трезво, но так угрюмо-тяжело, что никто и не подумал возражать. В дверях Степаныч снова обнял друга Пашу, они вышли, на этот раз окончательно. Но еще стояли на крыльце, потому что даже с улицы нестройно доносилось некоторое время:

– Я заблудился, выхода мне не-ет! В тебе бро-о-жу я, словно в ла-а-биринте!

– Вот женятся на шалавах, – под нос себе сказала Варвара, вытирая стойку, – а потом «выхода мне нет». Чисто по-русски. Взял бы меня тогда замуж, не бродил бы по лабиринтам… козел!

2011

Пошел третий день охоты. Первый день, собственно, и охотились, остальное время парились в «черной» бане, стреляли по пустым бутылкам на полную бутылку «Кашинской» и отмечали первый день.

– Хорошее у тебя ружье, Фомич! Даже больше, чем хорошее, отличное просто! – сказал мужчина в расцвете лет с соломенными волосами, поднимая рюмку.

Егерь Фомич хмыкнул.

– Как же, конечно, хорошее. Помповая машина, Бекас эмэрка… сто тридцать третья… самозарядная… Этот мужик вроде охотник бывалый, а вот сам без своего.

– У меня вот Бенелли, – продолжал соломоволосый, – с женским именем… Монтефелтро. Так только княжну итальянскую называть. Да я и не стрелял из нее ни разу. Вытащу из сейфа, поглажу шкуркой, как бабу, честное слово, полюбуюсь да обратно положу. Целка еще. А твоя вот… – Соломоволосый кивнул на ружье, стоявшее у его стула. – Меткая женщина оказалась.

– Не томи, Андриян, водка вскипает, – сказал кто-то за столом.

– Ну да… что я могу сказать – за Фомича! Такую охоту с засидки только мастер сделает. А этот мир несут на плечах мастера, я уверен. За Фомича!

Четверо сидевших за столом охотников согласно зазвенели рюмками.

– Точно, за Фомича! Уважительный мужик, что говорить! Знатная охота!

– Капусточка, мужики, помидорчики моченые не забываем! Моя делала, по-домашнему.

Охотники вкусно брали капусту в щепоть и отправляли в рты. Румяные помидорчики тоже не задерживались. Через часик, когда все по нескольку раз обменялись впечатлениями от кабаньей охоты, егерь вышел ненадолго и вернулся с кусками мяса.

– О! Наконец-то! Добыча! Это Андрюха сеголетку завалил, ему первый кусок! – оживились за столом.

Егерь не стал нарушать традицию и положил кабанятину на тарелку мужчины с соломенными волосами.

– По-знатоцки зажарено! С дымком да с жирком! В майоране. Говорю же, мастер! – сказал Андрей, смакуя сочное мясо.

Остальные закивали. Снова разлили и выпили под жаркое.

– А чего свою Бенелли на охоту не берете? – спросил через пару рюмок егерь соломоволосого. – Бережете?

– Не то чтобы… у меня старый охотничий билет при переезде потерялся куда-то. Да и срок вышел, нужно было новый получать. Интересная, кстати, история, мужики. Хотите знать, как я чуть психом не стал?

– Ты – психом? – удивился кто-то. – Ты даже не пьянеешь, сколько в тебя ни влей. Только водку зря переводишь.

– Ну, это я так… к слову. А ведь на самом деле было. Мне-то как раз для нового билета справки нужно было получать. Ну, сами знаете, нарколог, тыры-пыры… ну, и справку, что я в психдиспансере на учете не состою.

– А ты состоишь? – подначили за столом.

– Теперь не знаю, – развел руками Андрей, – как раз после того, как я за справкой пошел. В моем районе – это психдиспансер на Селезневской, ну, там, где бани недалеко. Помните, парились там под Новый год? В ночь с двадцать восьмого на тридцатое?

– Еще как помним, – закивали остальные, – цены там, точно, сумасшедшие. В этом году давай какое другое место найди… для нормальных людей.

– Не об этом сейчас, – махнул рукой Андрей, – в общем, поехал я туда, а у меня спина болит, в спортзале надорвал малость. Да так прихватывает, зараза, что мне в свой джипарь без чужой помощи и забраться трудно. Ну, поднимаюсь на второй этаж, в регистратуру, отстоял очередь и говорю бабе в окошке – мне, мол, справка нужна, что я у вас ни на каком учете не состою и не состоял. Она, понятное дело, взяла паспорт, сверила по картотеке и дает мне какой-то листок, ну, форму какую-то для заполнения и квитанцию на оплату – рублей двести. Говорит, Сбербанк недалеко, за углом, придете с оплаченной квитанцией. Я, хватаясь за поясницу каждые пять шагов, доперся-таки до Сбербанка, отстоял еще одну очередь, оплатил и приковылял обратно. В этой регистратуре снова очередь, да из психов реальных каких-то, смотрят исподлобья, в глазах блеск нездоровый. В общем, доказал я, что стоял тут недавно, и протягиваю этой грымзе в окошко квитанцию. Она дает мне что-то на подпись, тут, где галочка, теперь тут, теперь с обратной стороны, ставит какой-то штемпель, в котором я тоже расписался, а там, кстати, форма такая, что я, мол, не отказываюсь от психиатрического обследования. Ну что нормальный человек подумает – подписываешь для проформы, чтобы не было повода придраться, раз здоров, значит, не против. А это, между прочим, уже карточка моя – завели, как в обычной поликлинике. Ну, я расписался, где сказали, она и говорит – вам в двести пятый кабинет. Я – зачем это? Мне справка нужна, я ведь не состоял у вас на учете и вообще никогда не обращался, в картотеке же нет ничего – вот и дайте мне справку об этом. Грымза ни в какую – не выдам, пока не сходите к врачу в двести пятую. Я ей снова – мне не обследование нужно, а справка. Она обратно – без собеседования с врачом никаких справок не выдаём. И психи из очереди уже бурчать начинают, что задерживаю. Хотя куда им торопиться, по глазам видать – всю жизнь здесь лечатся. Но делать нечего, взял я свою карту и пошел в двести пятую. Открываю дверь – там сидит… такая… не грымза даже, а оборотень в белом халате… лет пятидесяти. Глаза водянистые, щека левая подрагивает, волосы зализаны. Кивает мне на стул и таким… голосом следователя говорит – присаживайтесь, сейчас начнем. Я остаюсь стоять, хотя спина давно покоя просит, и отвечаю: я ни на какое не на собеседование, я за справкой. Ну и дальше все то же самое – охотничий билет просрочен, нужна всего лишь бумажка и прочее тыры-пыры. Она на меня уставилась и так с холодком говорит, у меня до обеда всего пятнадцать минут, сами себя лишний час ждать заставите. А мне что с больной спиной-то лишний час торчать? Ну, я подошел, сел на стул, даю свою карту, снова за справку говорю. Врачиха как не слышит, заполнила что-то в моей карточке, потом вынула из ящика стола какую-то папку, открыла и, как Вышинский приговор, зачитала мне какие-то выдержки из закона о психиатрии… кажись, еще девяносто второго года. Поняли, спрашивает? Зло так спрашивает, у самой щека еще больше дергается. Я ей – что я должен понять? Она говорит, что «должен» – как раз ключевое слово, потому что каждый гражданин, оказывается, должен проходить обследование у психиатра. И дальше вынимает какие-то листки, тесты наверняка, и готовится уже прямо начать это самое обследование. Я говорю – одну минуточку! Это что же получается, Вы тут одна сейчас будете принимать решение о моей дееспособности? Мне не обследование, мне справка нужна как раз по поводу того, что я никаких обследований у вас никогда не проходил. Я же вижу, она меня ненавидит уже, что я самостоятельность проявляю. Они там к власти-то привыкли, а вы меня, мужики, знаете, у меня характер свободолюбивый. Врачиха говорит дальше такое, что я и про спину забыл. Говорит: то, что вы у нас на учете не стоите, не ваша заслуга, а моя недоработка. Я ей в тон – ага, то есть здоровых нет, есть необследованные? Эта комиссарша в халате задергала щекой опять и чуть не шипит. Если, мол, мой вывод о вашем психическом здоровье вам не понравится, вы можете обратиться в комиссию при нашем диспансере. А в комиссии уже три врача, включая главного. Другими словами – можете жаловаться. Я ей говорю – я за справкой, понимаете, мне ни на какие комиссии ходить не резон. Какие, к чертям собачьим, комиссии? Ну, это я уже про себя, не вслух, конечно. Но вижу, она реально ко мне уже что-то личное испытывает. Причем нехорошее личное. В минимальном случае – неприязнь.