Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

не слишком свежем и чистом белом халате. Увидев, что «мерседес» притормозил метрах в двух-трех позади его машины, он, на бегу поправляя растрепанную ветром прическу, бросился навстречу:

— Гутен таг! — по-немецки поприветствовал он Стива и Курта.

Те ответили на приветствие — Курт словами, а Стив просто кивнул.

— Ихь бин арцт фон дизен… дизен…

— Вы есть можете говорить по-русски, — произнес Курт. — Мы не так много, но понимайт… Что есть дело к нам?

— Господа, я увидел, что у вас красные кресты… — Он ткнул пальцем в кузов «мерседеса». — Я врач из поселковой больницы — она здесь всего в трех километрах. Я пытался остановить те машины, что прошли перед вами, но не успел. Может быть, у вас есть лекарства. Особенно нужны кардиостимулирующие и обезболивающие. Второй год, как нет поставок. Больные умирают…

Стив почесал нос и испытующе поглядел на Курта. Тот сидел в задумчивости, вперив взгляд перед собой.

— Мне очень немного надо. Хотя бы две-три пачки…

— Что есть «кардиостимулятор»? — спросил Курт у Стива, гораздо лучше знающего язык, — тот перевел на немецкий как мог, потом продублировал по-англииски.

— Не помню… Что-то такое загружали, — он достал какие-то сопроводительные документы и начал их перелистывать.

— Скажите, доктор, — поинтересовался Стив, — неужто действительно так плохо? И почему, если мы везем все это в Москву, вам не получить свою долю оттуда?

— Простите, вы хорошо говорите по-русски, но, наверное, никогда не были у нас в России.

— Был, но очень давно. Туристская поездка — Кижи, Валаам… — придумал он то, что первым вспомнилось из рекламных проспектов — ни там, ни там он отродясь не был.

— Тогда я вам это не смогу объяснить. Поверьте — я не стал бы, словно нищий на паперти, просить у вас это, если бы можно было получить из Москвы.

Пока они говорили, Курт проворно, словно обезьянка, слазил в кузов и появился оттуда с огромным коробом.

— Герр арцт! — забывшись, он начал по-немецки, но быстро спохватился. — Это есть малый комплект лекарств, полевой лазарет… Здесь, есть смысл надеяться, полный перечень медикамент. Такой комплект я иметь честь от имени Европейского экономического сообщества и лично меня дарить вашим больным. Желаю здоровий!

Стив с любопытством наблюдал за столь непротокольным актом помощи и не мог сдержать улыбки. Когда врач излил все слова благодарности и, раскланявшись, понес коробку в свой микроавтобус с медицинскими эмблемами, наши путешественники включили зажигание.

— Как ты думаешь, Стив, — спросил Курт, — он так встречает каждую машину или только некоторые? Кто, скажи, не остановится перед «медпомощью»… А он, может, их налево — для бизнеса…

— Не думаю, — решил не согласиться Стив. — Когда меня последний раз штопали под багдадским солнышком… — Курт изумленно посмотрел на соседа, — у нашего доктора Ральфа были точно такие же пальцы: до синевы белые и в йоде. Специально так не раскраситься — для этого придется потратить слишком много времени. И еще — отдал лекарства — и не жалей, они все равно попадут по назначению. Дороже ли, дешевле — это не наш вопрос… Как мне кажется, есть смысл прибавить обороты — до конечного пункта не так уж и много.

— Это точно. Сегодня сброшу эти коробки, — Курт кивнул в сторону кузова, — расстелю гамачок, — он любовно посмотрел на заднюю часть кабины, где болталось некое подобие кровати, заправленное аккуратно одеялом, и даже на подушке виднелась голубая наволочка. — Отосплюсь наконец. Сразу за всю дорогу! Спокойной ночи, дорогой Курт!

Эпстайн слушал Курта и не слышал. Он уже жил не сегодняшним вечером и даже не грядущей ночью — его планы простирались в завтрашний день.

ГЛАВА 12. ЗАПАДНЫЙ РАЙОН МОСКВЫ

Третий день Вашко приезжал на то место, где производился прием автомобилей с гуманитарной помощью. Эго была площадка, огороженная со всех сторон легким временным заборчиком. Преодолеть его физически подготовленному человеку не составляло труда. И даже небольшое оцепление из солдат внутренних войск не спасало положения. Документы при входе и выходе практически не проверялись. Да и таможня, сотрудники которой с ворохом бумаг переходили от одной машины к другой, бегло проводя досмотр, не вмешивались в дела распределения. Их самих, а также небольших кудлатых собачонок, деловито шагавших рядом с ними, интересовали наркотики. Ввозить в Россию все остальное — разрешалось.

Вашко не стремился на территорию разгрузки. Он припарковывал автомобиль у забора и подолгу смотрел на происходящее. То и дело сквозь перекособоченные ворота въезжали грузовики и фургоны, на черных «волгах» приезжали какие-то руководители и представители общественности, под их чутким руководством цветные, все в наклейках коробки перебрасывались в машины с московскими номерами и исчезали в безвестности.

Разобраться спервоначала было трудновато. Но время сделало свое дело. Наметанный глаз Вашко довольно быстро определил здесь главного: это был солидный располневший мужчина торгашеского вида, в темном пальто, шляпе, с постоянно бегающими глазами, беспокойный взгляд которых не скрывали даже толстые очки.

Весь день он крутился на площадке, командовал, распоряжался. Кому-то отказывал, кому-то указывал, какие коробки грузить.

Самое печальное зрелище открывалось тогда, когда приезжали из детских домов и интернатов. Сухонькие поблекшие женщины с группами подростков — бедно одетых и с бледными лицами выстраивались в цепочку и, бережно передавая посылки, складывали в кузов грузовика, взятого на время у шефов, каких-нибудь заводчан.

То, что посылки крали и вскрывали их тут же, не вызывало сомнений. Ветер гонял по асфальту обрывки целлофана от упаковок, бумажки от конфет. А иногда со двора выходили, озираясь по сторонам, невзрачного вида мужчины и женщины с увесистыми сумками. Из них, плоховато укрытые тряпками и газетами, торчали банки с кофе, сосисками, тушеной говядиной…

Да и помощницы самого «главного», того, что в толстых очках, частенько на ходу жевали импортное печенье, засовывая в карманы плащей целые пачки. Изредка перепадало и солдатам — иногда кто-то из наиболее сердобольных толстух, проходя мимо съежившегося у забора служивого, промокшего под дождем до нитки, совал ему в руки початую пачку галет.

Вашко все три дня пытался поставить машину в одном и том же месте — напротив ворот, но не слишком близко, и ему это удавалось. Там всегда стояло с десяток машин, принадлежавших то ли служителям этого «гуманитарного распределителя», то ли приехавшим гостям. Здесь, как ему казалось, он не будет бросаться в глаза. И вообще — может, он только водитель, ожидавший кого-то…

Что и говорить, место было удачным. Некоторые из служителей даже начали принимать его за своего — сперва, подходя к своим машинам не замечали, потом не пристально, но оглядывали, а уж с третьего или