Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

сторону, они будто бы бесцельно болтались по огороженному пространству, куда, казалось бы без всякой системы, без всякого порядка, въезжали, выезжали и просто стояли где попало автомобили. Впечатление хаоса было обманчивым — все подчинялось невидимой воле. И если с зарубежными машинами было все более или менее понятно — их обслуживали по привычной схеме: таможня, изредка милиция, и еще реже представители общественных организаций, то с отечественными грузовиками все было очень даже понятно — их расставлял «босс» и его подручный.

В конце концов «неправильное» стояние Курта — за пределами охранной зоны — их заело.

К «мерседесу» подошли трое таможенников, у ноги одного из них спокойно стояла овчарка с темной кудлатой полосой шерсти на холке.

— Гутен таг, — на приличном немецком начал старший по званию.

Курт, оторвавшись от мотора, поприветствовал их, соскочил вниз и подошел вплотную.

Вашко знал немецкий чуть лучше английского, который он не знал вовсе. Но суть разговора была понятна и без перевода: сначала официальные власти интересовались, почему водитель не подает машину на площадку (последовал недвусмысленный жест в сторону двигателя), потом старший попросил предьявить документы на груз…

— Что там у него? — поинтересовался второй таможенник, тот, что держал собаку.

— Лекарства, — бросил через плечо первый. — Ладно, у него все в порядке… И адрес доставки у него, как и у этих, — он кивком показал в сторону «зоны», конкретный… Его право — передать тому, кому адресовано… Сейчас досмотрим как положено, а дальше не наше дело. Если Бородыня хочет лезть в это дело — его право. Наше дело сторона…

Услышав фамилию, Вашко посмотрел на очкастого распорядителя, но одновременно с ним это же сделал и один из таможенников, и Иосиф Петрович понял, что действительно произнесенная фамилия — фамилия главаря.

Курт распахнул полог фургона, и таможенники один за другим исчезли в кузове. Снаружи был слышен топот, шум перекладываемых коробок с лекарствами, тихий скулеж собаки.

Минут через десять — пятнадцать вся троица снова появилась снаружи — Курт плотненько застегнул брезент — и, расписавшись в его бумагах, притиснув к документам штампик, таможенники гурьбой, рассуждая о чем-то своем, пошли на площадку.

Молодой распорядитель в кожаной куртке спешно подскочил к ним и что-то начал доказывать, размахивая при этом руками. Старший, что проверял машину, ответил ему, похоже, довольно резко, махнув при этом рукой.

У Вашко от нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. Эти ребята как пить дать что-нибудь учудят… Бедный немчик. Куда он со свои гамбургским ли, ганноверским ли педантизмом лезет в российские хляби! Как пить дать что-нибудь учудят — баллоны проколют, стекла побьют, а уж лекарства… заберут всеми правдами и неправдами… Дались они им! Аспирины с пектусинами… Хотя несколько дней назад Вашко, остановившись перед одним из киосков, торговавшим всем — от жвачки до электроники — с удивлением обнаружил, что пластиковый копеечный шприц тянет уже даже не на десятку, а антиспи-довский презерватив в цветном пакетике стоит столько, что проще родить, вырастить и воспитать трех пацанов, произведенных на свет без этого резинового изделия…

Он вышел из «жигулей» и подошел к немцу.

— Эй, камрад! — он поманил его пальцем. — Ты, это… Как бы поточнее тебе объяснить… Черт, немецкого не знаю…

— Вы есть можете говорить по-русски. Я понимайт…

Вашко обрадовался и, отчаянно жестикулируя, торопливо пробормотал:

— Осторожность! Понял? Ахтунг! Видишь тех черных — они, похоже, хотят твои лекарства ауфвидерзеен сделать. Понял?

— Спасибо предупреждение. Я есть давно понял все это. Но вы за меня не сильно есть бояться. Я под охраной международных конвенций и «Красный крест»…

— Чудак ты, камрад, как я посмотрю… Они ж тебя, может, и не тронут, хотя я не стану ручаться, но авто твое разделают так, что не узнаешь…

Курт озадаченно посмотрел на Вашко. Похоже, про порчу машины он не думал. Выбрав из сумки с инструментами блестящую полуметровую монтировку, он задумчиво взвесил ее на руке и еще раз посмотрел на Вашко.

— Слабовато… — разочаровал его Вашко. — А баллончика на всякий пожарный нет?

— Вы есть спрашивать огнетушитель? Зачем?

— Да нет — это просто поговорка такая — «на всякий пожарный» — Баллончик против преступников — Си-Эс, там, какой… Для защиты…

Курт нахмурился еще больше и подбросил на руке монтировку: «Это есть оружие пролетариата, как у вас говорил Ленин».

— Ну, гляди, камрад, слабовато это… — Он посмотрел, как Курт принялся оттирать руки, убирать инструмент и доставать из коробочек бутерброды. — Слышь, камрад! У тебя машина запирается?

— Есть ключ. Какие проблемы?

— Пойдем суп есть. Тут рядом кафе…

Курт улыбнулся и поблагодарил, отказываясь.

— Рубль нейн. Нет советских, только марк.

— Ничего. Я угощаю. На суп со вторым хватит…

Курт мечтательно закатил глаза к небу — по-прежнему серому, хотя и с намечающимися голубыми проблесками. Солнце изредка начало падать на зазеленевшую траву.

— О, суп! Щи, окрошка, борщ…

— А это чего дадут, — многозначительно проворчал Вашко.

Они сели в вашковский «жигуленок» и минут через десять притормозили у знакомого Иосифу Петровичу дома. Свернув в переулок, прошли через калитку старинных чугунных ворот, обогнули несколько выступов стены здания, отдаленно походившего на церковь, и спустились в небольшой уютный подвальчик. Посетителей в кафе было мало — видимо, отпугивали кооперативные цены. Но две или три группки молодежи все же сидели. Под потолком клубился табачный дым, и изредка раздавались хлопки пробок шампанского.

— Однако молодежь гуляет… — пробурчал себе под нос Вашко, припоминая, что перед Новым годом шампанское шло, как минимум, по полторы сотни.

Выбрав уголок потемнее, Вашко усадил Курта и принялся листать меню. Стандартные названия блюд и закусок соседствовали с нестандартными ценами. Все было примерно в десять раз дороже, чем в тот день, когда Вашко был здесь последний раз — месяца два назад.

— Сейчас, Курт, наедимся… Такого, поди, у вас в Гамбурге не едят… — проворчал Вашко и знаком подозвал официанта; тот подошел неторопливо, словно нехотя.

— Давай, малыш, сообразим два борща, два жаркого и чай…

— Вы на цены посмотрели? — процедил парень небрежно. — А то потом вопросов как бы не было…

Вашко смерил официанта презрительным взглядом.

— Ты чего ж меня перед иностранцем позоришь, цибулька ты этакая…

Официант подозрительно посмотрел на Курта, одетого простенько и немодно, скривил губы и отошел.

Не прошло и пяти минут, как на столе появились две тарелки со свекольно-красным борщом. Хлеб был порезан крупно и, похоже, еще вчера. Вашко крякнул, но промолчал..

— Давай, Курт, начинай — чем Бог угостил…

Только они взялись за ложки, как входная дверь за спиной Вашко хлопнула и на пороге появилось несколько можчин лет двадцати