Прикосновение - Клэр Норт

И еще раз:

– Прости меня.

Простить за… Список слишком длинный, он, вероятно, обширнее, чем время, оставшееся в нашем распоряжении.

Затем:

– Если что-то пойдет не так, если мы окажемся в ловушке, становись мною.

– Что? – Меня подводит голос. На какое-то мгновение я забываю, какую обувь ношу, к какому принадлежу полу; мое тело перенеслось куда-то далеко.

– Если Пэм… Если нас предали, если все не так, как должно быть. Женщина, в которой ты сейчас… кажется мне красивой. Теперь я разглядел ее красоту. Потому что вижу по-настоящему и ее, и… тебя. Вас обеих сразу. Я много чего наделал, и это не было… Впрочем, ладно…

Он выдыхает и снова глубоко втягивает в себя воздух. Куда подевался тот мужчина, который в любой восточноевропейской дыре мог успокоить душу одной-единственной мыслью, казался столь гордым, предельно уверенным в своей правоте? Я всматриваюсь в лицо Натана Койла, но больше не вижу того человека. Передо мной совершенно другое лицо. Словно изуродованное мукой.

– Впрочем, ладно, – повторяет Койл, немного приосаниваясь. – Хотя, если ты встанешь перед выбором – настанет момент для принятия решения, – мне кажется… так будет лучше.

– Хорошо, – отвечаю я, понимая, что это правда. – Договорились.

Чуть позже мы доходим до двери, вход в которую перегорожен красной плетеной веревкой с табличкой: ЗАКРЫТО НА СПЕЦИАЛЬНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ. Единственная охранница с рацией на ремне выглядит человеком, на которого давно ничто не способно произвести впечатление.

– Кеплер… – Койл хочет сказать что-то еще, но колеблется. – Ты так и не назвала мне своего настоящего имени.

– Нет. А ты не назвал своего. Разве это имеет значение?

Он снова застывает в нерешительности, покачивая головой, а потом неожиданно улыбается чуть заметной, но такой привлекательной улыбкой:

– Удачи!

В полукруглой нише двери за спиной охранницы появляется женщина, которую зовут Пэм, и произносит короткую фразу:

– Эти люди со мной.

Охранница отступает в сторону. Мы следуем за Пэм внутрь помещения.

Мы оказываемся в китайском садике для чайных церемоний. Выложенная фигурной плиткой дорожка ведет от полукруга двери через площадку в маленький двор, где покачиваются стебли бамбука, вода льется в пруд, в котором плещется пятнистый оранжево-белый карп, а вдоль стен сложены прихотливой формы обломки вулканического камня, напоминающие застывший крик замороженного чудовища.

В центре двора накрыт небольшой деревянный столик. На нем чайник из голубого фарфора, три фарфоровые чашки и серебряный поднос с крошечными пирожными. За столиком спиной к двери сидит мужчина в обмотанном вокруг шеи сером шарфе, черном пиджаке, с серебристой сединой в волосах. Он не посмотрел на нас, не перестал медленно потягивать чай, когда мы приблизились. Пэм, чье лицо наполовину закрывал тот же шелковый шарф, который был на ней при нашей первой встрече, с пистолетом, откровенно оттягивавшим карман ее бежевого плаща, встала между мужчиной и нами. Мы не могли видеть ни ее рта, ни носа, но ее глаза смотрели на нас нескрываемо мрачно.

– Стоять! – рявкнула она на Койла. – Скажи мне то, что я хочу услышать.

– Илия. Мое кодовое имя и позывной – Илия.

Пэм перевела взгляд на меня.

– Это она?

– Да, это Кеплер, – ответил Койл, прежде чем я успела что-то произнести.

Пэм больше не обращалась к нему, но мизинцем сделала жест, приказывающий мне переместиться от столика к белой оштукатуренной стене.

– Только подойди менее чем на три метра ко мне или к любому в этом зале, и я уложу тебя на месте, – выдохнула она. – Не сомневайся, я сделаю это.

Я подняла руки вверх и позволила ей довести меня до места.

– Стой! Лицом к стене!

Со все еще поднятыми руками я уперлась взглядом в белизну штукатурки.

Послышался звук шагов за спиной – на безопасной дистанции, не допускающей риска.

Койл:

– Она не представляет для нас угрозы.

Пэм:

– Ничего глупее не слышала.

– Но она пришла сюда, зная, что ей может грозить.

– В таком случае она не только уродлива, но и не слишком умна. – Голос Пэм показался слишком тонким и громким, что ей прежде было не свойственно.

Затем прозвучал третий голос – старше остальных, очень усталый. Седовласый мужчина в сером шарфе произнес:

– Вы пригласили меня сюда не для того, чтобы присутствовать при ссоре двух любовников, не так ли?

И этот голос показался мне хорошо знакомым.

Я стою лицом к белой стене, в спину мне смотрит дуло пистолета, рядом проплывает жирный карп, мое медленно умирающее тело украшено драгоценностями и облачено в модную одежду – все вместе это стоит несколько тысяч долларов. Но я – Кеплер, и мне известно, кто этот спонсор.

Затем голос раздается снова:

– Мистер Койл, могу я предложить вам чашку чая?

Жидкость льется в сосуд, изготовленный из белого костяного фарфора.

– Насколько я понял, вам срочно понадобилось увидеться со мной. Обычно я не слишком охотно соглашаюсь на подобные встречи. Особенно с человеком, который, по всей видимости, полностью скомпрометирован. Однако Памела затронула ряд интересных вопросов, и мне нужно обсудить их с вами. Пожалуйста, присядьте.

Скрип кресла, звяканье чашки о блюдце.

– Я и есть ваш спонсор, – продолжал голос после продолжительной паузы. – Но вы должны понимать, что я не имею желания ежедневно вмешиваться в управление вашей организацией. Решения целиком и полностью принимаются внутри ее самой. Я же просто… снабжаю ее материальными ресурсами. Как, например, и этот музей тоже. Мои занятия разнообразны и несколько эклектичны.

– Благодарю вас, сэр.

– За что?

– За… чай.

– Угощайтесь на здоровье.

– И за согласие встретиться со мной.

– Не могу сказать, что особенно рад встрече, особенно если учесть, в чьей компании вы явились.

– Кеплер… оказала мне помощь.

– Мистер Койл, позвольте сразу же заявить вам с полной прямотой, что любое проявление сочувствия или симпатии к существу, которое вы привели с собой, может только еще сильнее скомпрометировать вас в моих глазах. А потому предлагаю вам полностью сконцентрировать внимание на той единственной поднятой вами теме, которая вызвала наш с Памелой интерес.

– Галилео.

Я поморщилась, когда Койл произнес это имя. Вероятно, подумала я, он тоже поморщился, хотя мне оставалось только догадываться, какое из воспоминаний вызвало у него подобную реакцию.