Во власти речных ведьм - Ирина Арбузова

– Ах-а-а-ах-х-же-же, – пронеслось по толпе.

Из реки, как огромная дисковая тарелка, всплыла Черда, ослепляя горящими «глазами». Иначе не скажешь. Огни – словно живое сознание, проникали в голову и в сердце. Черда была настроена гневно и решительно.

– Скорее, сестры! – голос Мишель.

Речные жрицы продолжили обряд. Мы окунулись в мелодичную молитву. Язык странный, не иностранный – инопланетный! При повторах определенных слов пламя костра трещало и взвивалось вверх. Как лед хрустел белый речной песок у ног девушек. Приходя в движение, он полз, оставляя на берегу непонятные символы. Неизвестно откуда взявшееся зеленое свечение пробегало по этим символам, заключая их в круг. Таинственное зрелище – костер и горящие символы вокруг танцующих жриц. Люди замерли, не сводя глаз с Черды, зависшей неподалеку. Она продолжала расти в размерах. Сплющилась в овал и ослепительно засветилась по дуге. Закладывая уши, зашипела серебряными ослепляющими разрядами. Насколько хватало силы человеческих глаз, паутина этих разрядов покрыла все небо над коттеджным посёлком. И сразу растеклось небесное море из сизых тяжелых туч. Они перекатывались свинцовыми волнами. В них утонули и звезды, и луна. Загрохотали языки малиновых молний. Речная вода затряслась, поднимая волны пиками. Река стала похожа на шкуру ёжика с иголками под два метра. Опадали они очень медленно, бесшумно, а потом опять резко вздымались вверх. В воздухе застыло знобкое напряжение. Оно закололо кожу, глаза заслезились. Люди побросали факелы. Зажимали голову руками, двинуться с места не могли! Воздух превратился в вяжущую стекловату. Стало очень холодно и тоскливо. Кофта Ефирты, пойманная вместе с Дымком, была все еще при мне. А что, если… в ней остался огонь ворожбы? Я с трудом накинула ее на плечи, сразу стало тепло. Взяла за руку Семена – какая холодная! Но в моей ладони она начала теплеть. Муженька смог двинуться и глубоко вздохнул. Рядом стояли Катя и Вячеслав. К ним легкой походкой подошла Дерема.

– Умница, дочка. Не растерялась, – сказала она мне и крикнула. – Чудари! Да не убоись!! Поможем своякам!!

В ответ – молчание.

– Перед смертью чего таиться?! Возьмемся за руки! – Платок Деремы превратился в лунную заколку. Свет от неё, как прожектор, заглянул людям в глаза. И все увидели ее такой, как есть – женщиной в перьях.

Она протянула руки-крылья, гордо встряхнув красивым оперением. Взяла за руки Катю и Вячеслава. Те моментально оттаяли.

– Да, действительно, чего терять-то, – отозвался мужчина в толпе.

Его длинные ухваты распределились по окружающим, объяв сразу сорок человек. Граждане вначале дернулись, но, почувствовав облегчение, не стали сопротивляться. Очень быстро братание закончило круг. Я поняла, чударей – людей с генными отклонениями – в коттеджном посёлке оказалось немало. Они боялись и скрывали свое «уродство». А жрицы, словно в трансе, кружились вокруг пылающего костра. Их голоса изображали спокойный плеск и шепот волн. Казалось, окружающая земная природа стала прислушиваться к ним. Огонь ритуального пламени взмыл вверх к Черде. Он заревел на неё, как нефтяной факел. Песок от берега стал перекатываться к реке. Песчаные волны входили в неё, сбивая водяные пики. И в успокоившейся воде началось движение. Осколки разбитой Седмицы катились к ней, возвращая очертания прежней уродливой каменной головы. Речные жрицы, четыре из которых были детьми речных вед, сделали это. Сейчас берег, Седмица и мы находились в особом временном потоке – в песочных часах. Во времени, повернувшемся вспять, в точке расположения Седмицы. Я поняла, почему речные веды пытались восстановить человеческие судьбы. Они хотели вернуться к истокам своего влияния на людей, тогда, когда Черда еще формировалась. Тогда у них был бы шанс вернуться домой, и, может быть, они вернулись бы на свою планету. И нашли ее на прежнем месте. Мысли абсурдные, но скала Седмицы предстала целой в первозданном виде. У берега возник мираж баржы купца Воробьева. Дом на холме изменился, превратился в тот, что был при нем.

– Где дети?! – в панике встревожилась я.

– У Мишель в доме, под присмотром, конечно… – ответил Семушка.

Люди на брегу стояли разинув рты. На барже крестились, показывая в нашу сторону. Черда недоуменно замигала, но была еще весьма сердита.

– Над нами сейчас двойная Черда висит – старая и новая, рожденная на Земле. Старую непременно надобно в ее время отослать. Она безумна, гневна и готова собой наш мир взорвать, – с тревогой сказала Дерема. – Пусть либо в соли так и лежит, либо возвращается восвояси. Это уж как получится. Она только Ангела послушаться может. Лана, Севастьян! Вместе сегодня вы наш Ангел. В день свадьбы ваши души срослись любовью, она большие силы вам даст. Вот кого послушайте – праправнука моего, Яшеньку. У него взгляд особый и разумение, он суть вещей как есть видит.

Яша подошел – невзрачный парнишка, низенького роста. Вот глаза – точно необычные, на пол-лица из-за притягивающей выразительности, зеленые с желтыми веселыми искорками. И светились, как у кота…

– Куа вас скрыла, не дала использовать под биоматериал. Поняла, что вы лучше тех хозяев, у которых она служила. Считала себя вашей матерью. По идее, ваши души вместе должны воспарить и отдать Черде приказ.

– Мы птицы не того полета, – попыталась пошутить Мишель. – Вот у твоей бабушки…

– У вас могут быть покруче, чем у бабушки, только вы об этом пока не знаете. И не только крылья… Если что-то очень хочешь, то создается информационное поле. Мысленные потоки формируются в живую материю. Ваша способность в том, что вдвоем вы дополняете друг друга и можете практически все, что сможете представить.

– Скорее, дети мои, – Дерема показала вверх.

Черда качалась в небе. От неё отделились лепестки, пытающиеся закрыть собой серебряно-черный разгорающийся огонь. Огонь взрыва!

– Антипов Петр, пой! Твой голос может утихомирить чертей, – Дерема оказалась рядом с четой Антиповых. По воздуху перелетела.

По толпе прошел ропот:

– Когда он мальчиком в церковном хоре пел, церковь не вмещала всех желающих. Все село собиралось. На улице слушали.

Петр испуганно моргал. Глаза Деремы и Раисы встретились. Юрьевна поняла и сказала мужу властно, но басовито-нежно:

– Помнишь, как утешил мое горе, когда наш домик пропал? Пой ту же молитву, соловушка ты мой.

Петр расправил грудь:

– Так, горлица моя, у меня душа сжалась, когда ты плакала, и голос вновь появился. А щас… Знобко, людей-то сколько на меня смотрит.

– А щас мы все погибнем! Пой, ит-дрить!!

Он вздрогнул и запел. Вначале негромко, но потом окреп под взглядом жены и голосом вознес нас в небеса. К Богу! Пел молитвы, как в церкви на службе. Слова чистые, верой окрыленные, с жаром сердечным! Мы и не заметили, как это произошло… Мишель и Севастьян уже парили над Седмицей, поддерживаемые нашим нестройным молитвенным хором. Нет, у них не отросли крылья, как у Деремы. В лучах истинной веры они просто уверенно держались в воздухе. Я не слышала, как они «разговаривают» с Чердой. Может, мысленно? Люди затаили дыхание, было понятно, что что-то явно происходит. Черда со скрежетом и воем разделилась. Встала на дыбы. Два огненных диска разлетелись, а потом пошли лоб в лоб и наскакивали друг на друга. Грохот стоял неописуемый! У многих из ушей пошла кровь. Тот необычный мужчина с сорока ухватами вытаскивал из груди непонятную кашицу, быстро плел из неё вату и запихивал в уши пострадавшим. Завыла вода около Седмицы. И только голос Петра не давал людям сойти с ума. Он продолжал петь, и это было чудо божественное. В небе языки зеленого огня пытались погасить серебряно-черные. И в их котле бесстрашно находились наши молодожены. Рабочие купца Воробьева в панике спрыгивали с баржи, но непонятная волна кидала их обратно. В конце концов ее резиновая упругость кончилась. Сторонясь нас, как чертей, они заполошно взбежали вверх к дому. Каменного креста на вершине еще не было! В этот миг небо раскололось на две половины. Ту, что зависла над Седмицей с разъяренной, черной от злости Чердой, затянуло в прошлое. И это пространство схлопнулось. Огромная горящая серебряная полоса повисела какое-то время, освещая собой ночь. А когда она истлела и погасла, баржа на воде пропала. Седмица опять разбито растеклась у берега, а дом стал нашим с Катей – все вернулось в наше время. Севастьян и Мишель стояли на песке. Речная вода лизала им ноги. На голове невесты красовался золотой венец с большими изумрудами – Черда! Новая, рожденная на Земле, она признала свою хозяйку. Жаль, что матушки-веды нет в ней… Люди обступили наших молодоженов – благодарили, засыпали вопросами. А они были печальны и в глаза другим старались не смотреть. Нервное возбуждение, неуверенные шутки, ропот голосов, а они молчат.