Тирза - Арнон Грюнберг

class="p1">Он достал из внутреннего кармана фотографию. Вытащил ее из конверта и показал Каисе.

— Моя дочь, — сказал он.

Девочка взяла фотографию, посмотрела на нее. А потом опять на него.

Хофмейстер снова сел на кровать, на то же место, где и сидел все это время.

— Тирза, — сказал он Каисе, — так ее зовут. Когда ей было столько же лет, сколько тебе, я читал ей вслух. Даже Достоевского. «Записки из подполья». Немножечко нигилизма не помешает в любом возрасте. Все равно с ним придется столкнуться. И пройти через него. Как поезд через туннель. Она это понимала. Она была… — Он думал, что у него не получится произнести это слово, но все-таки с огромным трудом сказал: — Сверходаренной. — Его голос стал хриплым. — Она невероятно талантливая.

Он снова стал похож на мотор, который вот-вот откажет. У него задрожала губа, но он взял себя в руки, все было под контролем.

В дверь постучали. Горничная. Она хотела приготовить постель перед сном. Он впустил ее в комнату. Они были знакомы, постоялец и горничная. Они виделись уже много раз. Но сейчас ему было немного неловко и непривычно. А в обществе Каисы особенно.

Горничная делала вид, будто не замечает девочку. Хофмейстер отправился в ванную, пока она заправляла кровать. Он почистил зубы.

Когда она ушла, шторы были задернуты. И в отличие от других вечеров, на подушке была не одна шоколадка, а две.

Он не выдержал и ухмыльнулся.

Хофмейстер взял шоколадки с подушки и отдал их Каисе.

Она сразу засунула их в рот. Не сводя от него глаз. Она была начеку.

— У моей Тирзы, — сказал он, — очень живой взгляд. Совсем как у тебя. — Он забрал у нее бумажки от шоколадок и выбросил в корзину.

Еще сорок пять минут. И ему придется идти с этим ребенком в ресторан. Он не знал, как с этим быть. Он и черный ребенок в замызганном платьице.

Он открыл мини-бар и выпил бутылочку водки.

— Хочешь вымыть руки? — спросил он.

Он не стал ждать ответа, а протянул ей руку. Он отвел ее в ванную, открыл кран, протянул ей мыло — она не могла до него дотянуться.

Ребенок мыл руки. Когда она закончила, то посмотрела на него вопросительно.

— Хочешь вымыть и ноги?

Она покачала головой.

— Может, будет лучше их помыть?

Волосы у нее были собраны в хвостик, Хофмейстер только сейчас это увидел. Он до сих пор не мог как следует ее рассмотреть, ему было неловко.

— Ты уверена? Я тоже буду мыть ноги. И ты можешь помыться, если захочешь.

Он набрал ванну до половины, принес девочке бутылку воды из комнаты, а себе — маленькую бутылку белого вина, которую каждый день ставили в мини-бар.

Он посадил ее на край ванны, опустил ноги в воду.

— Не горячо? — спросил он. — Так хорошо?

Она кивнула.

Хофмейстер закатал брючины и сел рядом с ней. Так они и сидели, опустив в воду ноги, мужчина и ребенок. По сравнению с кожей девочки его собственная кожа казалась не просто бледной, а какой-то нездоровой, больной. Тронутой болезнью.

После этой ванны ему стало легче. Хотя он знал, что его проблемы никуда не делись. Впервые со дня приезда его проблемы стали по-настоящему конкретными.

Скоро надо будет идти в ресторан. Как у него это получится?

Вино закончилось.

Он вытащил из воды ноги, достал вторую бутылочку водки из мини-бара и выпил ее поспешно и даже немного с отвращением. Это было лекарство.

— Пойдем, — сказал он. — Поедим чего-нибудь.

Он постелил на полу в ванной большое белое полотенце. Поднял девочку и поставил на полотенце.

Потом встал на колени и тщательно вытер ее маленькие ноги.

— И между пальчиками, — сказал он. — Иначе у тебя может быть грибок. Знаешь, у меня есть две дочки. Они старше тебя. На самом деле я не хотел детей. И жениться я не хотел. Но моя супруга меня переубедила. У меня были планы. Совсем другие планы.

Левая ножка вытерта. Теперь правая.

— Я хотел доказать, — сказал он, — что не Бог и не цивилизация мертвы, а любовь.

Он засмеялся, как будто очень удачно пошутил. Он держал ее за щиколотки и смеялся.

— Готово, — сказал он. — Теперь я тоже вытрусь, и можем идти.

Он зашел за дверь шкафа — он оставался воспитанным человеком — и переоделся. Надел костюм. И поскольку сегодня вечером у него была гостья, он повязал галстук.

Он надел шляпу и быстро выпил маленькую бутылочку джина. Водка закончилась.

Ребенок смотрел на него.

— Это лекарство, — сказал он. — От стыда. — Достал вторую бутылочку джина и тоже опустошил наполовину.

— А знаешь, что такое «стыд»? Цивилизация. — Стоя и с отвращением он допил вторую бутылочку джина. С пустой бутылкой в руке он сел на кровать. — Да, цивилизация, — пробормотал он. — Так и есть. Цивилизация. Цивилизация. Цивилизация.

Сначала он взял свой портфель, потом ее руку. Как и она, он пошел босиком.

Они отправились в зал ресторана.

На него смотрели, когда они зашли. И на ребенка. Взгляды переводили с него на ребенка и обратно.

Девушка, которая обслуживала его уже много раз, спросила:

— Ах, господин Хофмейстер, я вижу, у вас сегодня гостья?

Он кивнул, проводил Каису к ее стулу, снял шляпу. Он думал, что умрет от страха, но не сдавался. Разговоры вокруг стихли.

В отличие от других вечеров, он заказал воду без газа. Он нагнулся к официантке, как будто собирался сообщить ей что-то доверительное.

— Прошу вас извинить нас за босые ноги, — сказал он. — Это все жара. Ноги отекли. Жидкость плохо отходит. И собирается в ногах. Почему именно в ногах? Я не знаю. Но она в ногах, в ступнях, жидкость. Очень прошу вас простить нас. Мы приносим свои извинения. И другим гостям тоже.

— Конечно, — сказала она. — Конечно, господин Хофмейстер. Ничего страшного.

В хлебной корзинке, которую тут подавали, всегда было несколько длинных хлебных палочек.

Он переломил одну пополам и протянул Каисе.

— Ешь, — сказал он.

Она стала есть, не сводя с него глаз.

Он тихонько барабанил по столу указательными пальцами. Разговоры за соседними столиками постепенно оттаяли.

— Так-так, — сказал он. Он не знал, как ему себя вести и что делать. — Значит, так, Каиса, я приехал из Нидерландов, ты знаешь, где такая страна? На севере Европы. Очень далеко. Отсюда нужно лететь до нее четырнадцать часов. А с пересадками все восемнадцать. И я…

Он протянул ей еще одну хлебную палочку, на этот раз не разламывая.

— Или ты хочешь обычный хлеб?

Она покачала головой.

— Мне скоро