Олимп - Дэн Симмонс

Женщины повернули в тесный проулок, почти утонувший в тени западной городской стены. Учёный сразу смекнул, куда они направляются. Несколько месяцев назад, когда Елена вдруг прекратила встречаться с ним, Томас из ревности принялся следить за красавицей. Так он нечаянно раскрыл секрет Андромахи: прознал о тайных чертогах, где она прячет Астианакса, доверив мальчика неусыпным заботам Гипсипилы и ещё одной няньки. Сам Гектор ещё не ведал о том, что его первенец жив и здоров, что мнимое убийство младенца руками Афины и Афродиты было хитро подстроено Союзом Троянок, дабы положить конец осаде и обратить ярость благородного Приамида против самих бессмертных.

«Хитро придумано», – хмыкнул про себя Хокенберри, наблюдая за дамами с безопасного расстояния. Битва с Олимпом завершилась, да и Троянская война, похоже, близится к неминуемому концу.

Двери нужного дома стерегли киликийские ратники; если допустить туда женщин… Учёный нагнулся, поднял тяжёлый, гладкий овальный булыжник и зажал его в кулаке.

«Я что, и впрямь собираюсь убить Елену?» Ответа не было. Пока не было.

Красавица и ее спутница замешкались у ворот, ведущих во внутренний двор тайных чертогов, когда схолиаст неслышно настиг обеих и постучал по смуглому плечу рабыни с Лесбоса.

Гипсипила круто развернулась.

Хокенберри замахнулся и со всей силы ударил великаншу в челюсть. Камень в руке мало помог ему: пальцы едва не разбились о мощную кость. Пошатнувшись, точно свергнутая статуя, рабыня грохнулась наземь, попутно задев головой за дверь, да так и осталась лежать – судя по всему, без сознания и с переломом челюсти.

«Великолепно, – мелькнуло в голове схолиаста. – Впервые за десять лет ты наконец-то ввязался в битву. Справился с бабой, поздравляю».

Елена отпрянула, из рукава в её ладонь выскользнул острый кинжал, однажды уже отыскавший дорогу к сердцу учёного. Мужчина стремительно перехватил её запястье, вывернул и прижал кисть изменницы к грубо обтёсанной двери, после чего почти негнущейся кровоточащей рукой вытащил из-за пояса собственный длинный клинок и ткнул остриё в мягкую плоть чуть ниже подбородка. Женщина уронила нож.

– Хок-эн-беа-уиии, – произнесла она, откинув голову.

С лезвия закапала кровь.

Учёный замер. Больная рука задрожала. Нет, если он собирается сделать это, нужно действовать быстро, пока красавица не начала говорить. Она предала его, вонзила нож в сердце и бросила умирать. Зато как восхитительны были их ночи любви!

– Ты всё-таки бог, – прошептала Елена, расширив глаза, но не показывая страха.

– Ошибаешься, – процедил он сквозь зубы. – Я просто кот. Одну запасную жизнь мне уже подарили, вторую забрала ты, осталось ещё семь.

Не обращая внимания на кинжал у горла, женщина рассмеялась.

– Вспомнил про девять кошачьих жизней? Какой интересный образ. Умеешь ты играть словами… хоть и чужеземец.

«Сейчас же решайся, прикончить её или нет… Бред какой-то».

Схолиаст отвёл клинок, но прежде, чем Елена Троянская шевельнулась или вымолвила хотя бы звук, намотал на левый кулак её чёрные волосы и с кинжалом у рёбер потащил женщину за собой прочь из переулка, от дома Андромахи.

Они описали круг и вернулись к заброшенной башне с видом на Скейские ворота, той самой, где Хокенберри наткнулся на прячущихся Менелая с Еленой и где красавица заколола его после того, как учёный честно квитировал её супруга в стан Агамемнона. Мужчина поволок Елену по узкой витой лестнице – на самый верх, к открытой площадке, стены которой были разрушены несколько месяцев назад, во время божественной бомбёжки.

Взобравшись, он толкнул пленницу к обрывистому краю, но так, чтобы снизу её не заметили.

– Раздевайся, – бросил схолиаст. Дочь Зевса откинула волосы с глаз.

– Думаешь овладеть мной, а потом уже сбросить вниз?

– Раздевайся.

Готовый в любую секунду пустить в ход клинок, он сделал шаг назад. Елена выскользнула из многослойных шёлковых одежд. Утро выдалось тёплое по сравнению с тем памятным днём, когда Хокенберри перенёсся на «Королеву Мэб» (тем зимним днём, когда предательница воткнула нож ему в сердце), однако здесь, высоко над городом, свистел студёный ветер. Соски красавицы выпятились и затвердели, живот и голые руки покрылись гусиной кожей. Каждый упавший предмет одеяния учёный пинком отбрасывал в сторону. Затем, не сводя насторожённого взгляда с Елены, ощупал мягкий шёлк и подкладку. Он искал другие спрятанные кинжалы, но их не было.

Осиянная утренними лучами пленница стояла перед ним, чуть расставив ноги, не пытаясь прикрыть ни белую грудь, ни лобок, но свободно опустив по бокам грациозные руки. Под гордо поднятым подбородком алела тонкая линия. Во взоре читался спокойный вызов и вместе с тем лёгкое любопытство: что же дальше? Даже кипя от гнева, Хокенберри не удивлялся, как эта женщина заставила сотни тысяч доблестных мужей убивать и калечить друг друга. Его поразило другое. Оказалось, Томас мог испытывать столь исступлённую, кровожадную ярость – и в то же время желать постельных утех. Семнадцать суток в условиях повышенной гравитации сделали своё дело: на Земле профессор чувствовал себя могучим богатырём, способным поднять красавицу одной левой, без усилий отнести куда угодно и сделать с роскошной добычей всё, что ему заблагорассудится.

Схолиаст швырнул невесомые тряпки ей под ноги.

– Одевайся.

Опасливо косясь на своего похитителя, Елена подобрала одежду с пола. От Скейских ворот долетели крики, аплодисменты, кто-то стучал тупыми концами копий по звонким щитам: это Приам окончил торжественную речь.

– Расскажи, что здесь творилось, пока меня не было, – буркнул учёный.

– Так вот зачем ты вернулся, Хок-эн-беа-уиии? – сказала красавица, укрепляя низкий лиф. – Интересуешься последними новостями?

Мужчина жестом повелел ей сесть на обломок большой плиты и сам опустился на камень, держась на расстоянии в шесть футов. Даже вооружась кинжалом, не стоило подпускать коварную слишком близко.

– Выкладывай всё, что случилось с тех самых пор, как я исчез, – снова потребовал Томас.

– Не хочешь узнать, почему я тебя зарезала, Хок-эн-беа-уиии?

– А что непонятного? – В голосе схолиаста звучала усталость. – Я, как последний дурак, переношу твоего обманутого мужа за городские стены, а ты и не думала отправляться за ним. Если б ахейцы ворвались в Трою, в чём уже никто не сомневался, то в случае моей гибели было бы на кого свалить вину за новое предательство. Да, но Менелай бы всё равно тебя прикончил. Пусть ум у него и не острее завалящего клинка, можешь поверить: пережив такое, мужчина начинает смекать что к чему, и в следующий раз его так просто не проведёшь.

– О да, он убил бы меня, Хок-эн-беа-уиии. Дело не в этом. Я причинила тебе боль только ради того, чтобы не оставить выбора самой себе. Так, чтобы поневоле остаться в городе.