Крестоносец - Бен Кейн

самовольно отплыл в Англию. Прознав об этом, Лоншан известил своего родича, констебля Дуврского, и тот арестовал Жоффа за нарушение клятвы. Брата протащили, невзирая на архиепископский сан, по мостовой, так что он пересчитал головой все камни, а потом бросили в замковую темницу.

Помолчав немного, король продолжил:

— Лоншан поступил глупо и разом настроил против себя всех священников и прелатов в Англии. Седмицу спустя он освободил Жоффа, но вред было уже не загладить. Лоншан стал ненавистным для всех изгоем. Сбежав из Лондона, канцлер попытался перебраться в Нормандию, но был пойман и провел несколько дней в заточении. Вскоре его выпустили, но Джон уже успел посеять недоверие к нему. А еще мой брат счел нужным собрать войско, сделал Виндзор своим опорным пунктом, а оттуда двинулся на столицу.

Ничего себе семейная преданность, подумал я, и в мыслях недобрым словом помянул Джона. Еще мне было любопытно, где Фиц-Алдельм, который должен был добраться до Нормандии. Какие пакости у него на уме? К этому времени он мог уже переправиться через пролив в Англию.

— Седьмого октября в соборе Святого Павла в Лондоне состоялся совет, — снова заговорил король. — На нем Джон и архиепископ Вальтер сместили Лоншана с должности. Джон, похоже, собирался заявить о своих притязаниях на власть. Но прежде, чем он успел это сделать, Вальтер известил его о полученных от меня полномочиях — он становится верховным правителем королевства. Вынужденный отступить, Джон удовольствовался титулом summus rector[19].

Скользнувшая по губам Ричарда улыбка была тонкой и совсем не доброй.

— Титул позволяет ему рядиться в одежды регента, но без действительной власти. Лоншан уверяет, что Джон брызгал слюной от ярости и утихомирился, только когда присутствующие поклялись в том, что он станет королем, если я умру до возвращения в Англию.

— А что же Лоншан, сир? — спросил де Бетюн.

— Уехал во Фландрию и направил папе жалобу на дурное обращение с ним. Ответ из Рима пришел быстро. Лоншан остался папским легатом, тогда как архиепископ Вальтер, четыре юстициара и два других епископа были отлучены. Жофф развил в Йорке бурную деятельность, стремясь сместить де Пюизе, а затем отлучил его. А вскоре и Джона, поскольку тот провел Рождество вместе с де Пюизе. Если так пойдет и дальше, — произнес Ричард с отчаянием, — скоро в Англии не останется ни одного христианина.

Тут рассмеялся даже приор Роберт.

Давно питая нелюбовь к Джону, я с ходу поверил письму Лоншана, но епископу Губерту требовались доказательства.

— Не может ли быть, сир, что Лоншан сгущает краски, желая выставить ваших братьев злодеями, а себя оправдать? — спросил он.

— Это стоило бы принимать в расчет, — сказал ему Ричард. — Вот только моя мать в своем письме более или менее подтверждает слова Лоншана.

Приор Роберт улыбнулся.

— Ты не радуйся. — Ричард смерил клирика строгим взглядом. — Здесь сказано, что ты о себе весьма высокого мнения и, кроме того, любишь совать нос в дела, которые тебя не касаются. Полагаю, ты с умыслом известил мою мать о том, что едешь в Утремер. Сам связался с ней. Я не прав?

— Правы, сир, — пробормотал Роберт, побледнев.

Ричард фыркнул.

— Получается, что забота приора о собственной выгоде сыграла вам на руку, сир, — заметил Губерт.

— Похоже, так, — согласился король.

На лице Роберта проступила надежда — и угасла, когда Ричард велел ему уйти.

— Если бы не письмо матери, — продолжил Ричард, — я не поверил бы, что этот мошенник Филипп успел так быстро сделать предложение Джону, а тот чуть ли не мгновенно ответил.

Я стиснул зубы. Склонность Ричарда видеть в человеке только хорошее, даже если плохое резало глаз, удивляла меня. Этот изъян он унаследовал от отца.

— Что предложил Филипп вашему брату, сир? — осведомился епископ Губерт.

— Руку своей сестры Алисы… — Ричард скроил забавную мину. — А заодно все мои земли на континенте: Нормандию, Бретань, Анжу, Мэн и Аквитанию.

— Джон уже женат, сир.

Губерт неодобрительно покачал головой.

— Это его не остановит! Он собирался отплыть в феврале во Францию, на встречу с Филиппом, но тут, merci à Dieu[20], приехала из Нормандии мать и остановила его.

— Как она заставила его остаться в Англии, сир? — спросил я.

— Сказала щенку, что если он поедет, то не найдет в Англии ни одного замка или владения, куда смог бы вернуться, — с довольной усмешкой просветил меня Ричард.

Здорово было бы поглядеть на эту стычку: престарелая мать ставит на место зарвавшегося принца.

— Ах, королева Алиенора! — произнес епископ Губерт. — Какая женщина!

— Она — пример для нас всех, — с чувством сказал король.

— Так, значит, королевство вне опасности, сир? — Это заговорил граф Лестерский.

— До поры — да, хотя Филипп по-прежнему собирается вторгнуться в Нормандию, да и Джон затаил обиду. Он и дальше будет строить козни, и из-за распространяемых им предательских слухов о неминуемом провале моего похода у него есть немало сторонников среди знати. Архиепископ Вальтер, моя мать, Маршал и другие юстициары пока владеют положением, но мать просит меня не задерживаться в Утремере. «Твоя держава в опасности, не заблуждайся на этот счет» — такими словами заканчивается ее письмо.

Ричард метался по шатру, как лев по клетке.

— Вот если бы вам пришлось иметь дело с Саладином, и только с ним одним, сир, — выпалил я. Все взгляды устремились на меня. Я смутился и залился краской, как юнец.

— Ты читаешь мои мысли, Руфус, — сказал король, хмыкнув. — Простая битва между мной и Саладином, между его войском и моим — как заманчиво это выглядит. Но, увы, похоже, этому не бывать. — Он взмахнул рукой с зажатыми в ней письмами. — Вот неопровержимый довод в пользу того, что вскоре мне придется покинуть эти берега. Это придает выборам нового короля Иерусалимского еще большую важность. Стоит мне уехать, как очередной натиск турок не заставит себя ждать.

— И Ги — не тот, кто нам нужен, сир? — уточнил де Бетюн.

— Вот именно.

Ричард сказал, что намерен предложить Лузиньяну остров Кипр.

— Умный ход, сир, — сказал епископ Губерт. А потом задал вопрос, который всем не давал нам покоя: — Раз Конраду предстоит стать новым королем, каковы ваши собственные замыслы?

— Мне очень жаль это признавать, но я обязан вернуться в Англию, и чем скорее, тем лучше. Иного пути я не вижу.

Ричард продолжал расхаживать, но на его живом лице проступило несвойственное ему выражение уныния.

Жестокая правда осталась невысказанной. Даже с Конрадом во главе пулены и военные ордена неизбежно будут уничтожены Саладином не позже чем через год после отъезда Ричарда и его большого войска.