Крестоносец - Бен Кейн

— По весне воины Саладина вернутся в лагерь сытые и довольные после месяцев отдыха у теплых очагов. Они сметут нас, как хворост.

Довод был сильным, и он решил исход совещания, начавшегося вскоре после нашего разговора. Помогло то, что такого же мнения придерживались Гарнье Наблусский, де Сабль и Ги де Лузиньян. Трижды собравшихся убеждали, что отход к побережью — самый разумный шаг, что осада поставит под удар все, что наши пути снабжения и без того растянуты и уязвимы. Только французы, пришедшие на совет в твердой уверенности, что Иерусалим можно взять, продолжали спорить.

Ричард хорошо подготовился. Приказав развернуть карту Священного города, он неопровержимо доказал, что наше войско недостаточно многочисленно, чтобы обложить стены.

— Если мы не сможем окружить город, мессиры, — красноречиво убеждал он, — то шайки мерзавцев будут устраивать вылазки, когда им заблагорассудится, а припасы и снаряжение без труда будут попадать к осажденным.

Генрих Блуаский, кивавший словам короля, первым откололся от собратьев-французов. Ему удалось убедить де Барра, что план Ричарда проникнут здравым смыслом, а тот донес это до герцога Гуго Бургундского. Наконец согласились и остальные, хотя и с большой неохотой.

Хотелось бы мне сказать, что простые солдаты с пониманием восприняли новость. Как только огласили приказ об оставлении Байт-Нубы, в лагере поднялись стон и плач, каких я в жизни не слышал. Воцарилось полное уныние. Я видел, как люди в отчаянии падали в грязь и вопили, что это худший день в их жизни. Неизменный призыв «Sanctum Sepulchrum adjuva!» громко и часто повторялся до самой темноты.

Король добился желаемого, но в ту ночь пребывал в прескверном настроении. Таким грустным и уставшим я его никогда не видел. Я и де Бетюн долго оставались с ним. Мы сидели вокруг жаровни, накачивались вином, обменивались пьяными клятвами: вернемся и возьмем Иерусалим, как только представится возможность.

— Если мой проклятый братец Джон не помешает, — заметил король ближе к концу.

Я вперил в него непонимающий взгляд:

— Сир?

— От Лоншана нет ни слова вот уже несколько месяцев.

— Может, оно и к лучшему, сир? — рискнул предположить я.

Печальная улыбка.

— Ты не знаешь моего брата так, как я. Этот щенок не ведает отдыха, никогда не перестает плести интриги и заговоры. Зимние шторма и опасность для кораблей мешают мне получать свежие известия, вот и все.

Де Бетюн, служивший прежде Генриху, отцу Ричарда, немало общался в те годы с Джоном и ничуть не был удивлен подозрительностью короля. Государь так долго смотрел на рдеющие угли, что я испугался, не вернулась ли болезнь. На все вопросы он отвечал коротко: «да» или «нет».

Наконец де Бетюн попросил разрешения пойти спать. Я остался с Ричардом. Некоторое время мы сидели молча. Я не знал, что посоветовать или чем утешить, — какой из меня военачальник или государственный деятель? Я срубил бы Джону голову еще много лет назад, но это тоже было не лучшим решением, ведь в таком случае единственным наследником Ричарда оставался Артур, маленький ребенок. Это сулило королевству даже большие беды, чем если бы подлый Джон беспрепятственно вершил свои предательские планы.

Наконец король нарушил молчание.

— Позорный конец ждет мой поход, если я покину Утремер из-за своего братца, да? — промолвил он.

— Ну, до этого наверняка не дойдет, сир, — возразил я.

— Надеюсь, — сказал Ричард. Но голос его звучал неубедительно.

Глава 28

Аскалон, апрель 1192 года

Мы с Джоанной лежали в обнимку на ее постели. Голова ее покоилась у меня на плече, золотистые волосы укрывали нас, словно одеялом. Была ночь, и, хотя я пришел в шатер совсем недавно, мы уже утолили нашу страсть. Взаимный пыл нисколько не угас, ведь мы не виделись уже три месяца.

Ее не было с войском, пока оно ползло по грязи, под проливным дождем, из Байт-Нубы в Рамлу. От нас откололись все французы, кроме Генриха Блуаского с его отрядом и, что поразительно, герцога Гуго Бургундского. Не встретился я с ней и по пути в Аскалон — спеша скорее выйти к побережью, мы прошли мимо Яппы. Короткое, на несколько дней, свидание выпало в середине февраля, когда король ездил на север встречаться с Конрадом Монферратским. Затем мы снова расстались до конца марта.

Неудивительно, что, несмотря на риск, мы почти каждую ночь проводили вместе. Я говорю — ночь, хотя задолго до рассвета Джоанна выпроваживала меня восвояси, горячо целуя при этом.

Чудесное было время, но оно не могло длиться вечно.

Вскоре нам предстояло выступать в поход: труды последних трех месяцев, связанные с восстановлением Аскалона, были почти окончены. Теперь нам предстояли более сложные дела, касавшиеся Саладина и Иерусалима, которые мы до поры отложили. Недавно возобновились переговоры, но теперь соглашение казалось маловероятным. Снова назревала война, а из-за соперничества наши силы стали слабее, чем были полгода тому назад.

Я глубоко и тяжело вздохнул.

— Какой печальный вздох. — Джоанна провела ладонью по моей груди — движение, полное нежности и желания обладать. — Что тебя гнетет, сердце мое?

Я хмыкнул:

— С чего начать?

— Может, с начала?

В голосе ее звучала усмешка, но одновременно — искренняя забота.

— Тут нет ничего, о чем мы не говорили бы прежде.

— Если оно тревожит тебя, надо обсудить его снова.

Я притянул ее к себе:

— Пизанцы. Генуэзцы. Конрад Монферратский. Герцог Гуго Бургундский. Ги де Лузиньян. Могу продолжить.

Она приподнялась на локте, чтобы лучше видеть меня в медово-желтом свете свечи.

— В Акре сейчас мир. Ричард заставил пизанцев и генуэзцев сложить оружие.

Вражда между ними никогда не утихала. Джоанна имела в виду последнюю вспышку, разразившуюся в феврале. До нас дошел слух, что генуэзцы обратились к Конраду и этот мошенник сразу пришел им на помощь. Его поддержал герцог Гуго, и вскоре началась новая осада города: пизанцы оказались внутри, а генуэзцы, Конрад и Гуго — снаружи. Ричард, уже направлявшийся на упомянутую мной встречу с Конрадом, поспешил в город. Страшась его гнева, оба улизнули в Тир.

— Насчет Акры переживать не стоит.

Джоанна уперлась пальчиком в мой подбородок и повернула меня так, чтобы я смотрел на нее.

— Да, наверное.

— Идем дальше: Конрад Монферратский и герцог Гуго. От них много неприятностей, не спорю, особенно после того, как эти двое спелись друг с другом.

Я кивнул, припомнив, как ездил с королем на встречу с Конрадом в Казель-Эмбер, к северу от Акры, — когда порядок в городе был восстановлен.

— Конрад — изворотливый пес. Его встреча с Ричардом