Крестоносец - Бен Кейн

толкать ее от одного островка мокрой травы до другого. Мы радовались, когда удавалось проделать две мили за переход. Зачастую выходило меньше.

В последнюю неделю ноября переговоры с Саладином прервались и, по взаимному молчаливому согласию, не возобновились. Вражеский полководец отбыл на зимние квартиры в Иерусалим, мы же дошли до города Рамла, проделав меньше половины пути до цели. Там нам предстояло пробыть месяц с лишним, а возможно, и до весны. Ужасные условия не облегчали жизнь, как и ливни. От дождей и бесконечной сырости заболевали люди и животные, одежда постоянно была влажной, оружие и доспехи ржавели. Даже солонина гнила в бочках. Удивительно, что боевой дух оставался высоким. Сопровождающие войско священники громко и красноречиво вещали о награде, которая с недели на неделю ожидает нас в Иерусалиме. Слухи дошли до Яппы; отставшие и лежавшие там больные потянулись на повозках в наш лагерь, предвкушая, как вскорости поклонятся святой гробнице.

«От нашего лагеря до Священного города меньше двадцати пяти миль» — эти слова я часто слышал от наших людей. Они добавляли, что до главной цели остается только руку протянуть. Меня мутило уже от фразы: «Недельный переход, только и всего!» Похоже, многие отказывались замечать то, что было прямо у них под носом: непролазную грязь, недостаток провизии и фуража, жуткую погоду, которая не улучшится еще много месяцев.

На каждом совете, который Ричард держал со своими начальниками и великими магистрами военных орденов, приходили к одному и тому же решению. Даже если мы доберемся до высоких, охраняемых многочисленным гарнизоном стен Иерусалима, у нас не хватит солдат, чтобы окружить их. Любая попытка начать осаду была чревата провалом: с нами расправятся либо турки, либо болезни и голод. И если бы мы чудом овладели Священным городом, ничего хорошего это не сулило. По меньшей мере половина воинов, сочтя выполненным свой обет перед Богом, тут же отправилась бы домой. Силы войска были бы опасно подорваны, и городу угрожало бы вернуться в руки первого же сарацинского отряда, который объявится перед его воротами.

Хотя большинство людей этого не видели, Ричард и ближайшие его советники постепенно приходили к непростому выводу: лучше всего отойти к побережью и восстановить Аскалон. Перерезав основной путь снабжения сил Саладина, мы получим необходимую передышку и разошлем во все христианские королевства срочные обращения. Требовалось, чтобы Крест приняли еще тысячи людей — только с их подмогой можно было рассчитывать на взятие Иерусалима.

Однако французы и отряды из других стран не соглашались, и мы оказались в тупике. На восток идти мы не могли, на запад тоже и поэтому сидели в Рамле, мокрые, замерзшие и несчастные.

Жуткая погода не положила конец разведке, набегам и стычкам. За вылазкой следовала ответная вылазка, за засадой — внезапный удар. За пять дней до Рождества граф Лестерский попал в плен во время ожесточенной сшибки, закончившейся победой наших рыцарей, и провел в неволе всего пару часов. Де Шовиньи сломал тогда руку, но ему повезло остаться в живых, в отличие от нескольких других воинов. Напряжение спало вскоре после известия о том, что Саладин распустил войско до весны. За два дня до Рождества Ричард объявил, что будет держать свой двор в восьми милях к югу, в Торон-де-Шевалье — Абу называл это место «Аль-Латрун», — где располагались развалины тамплиерского замка.

В нашем грязном, вонючем, пропитанном заразой лагере не было места женщинам, а Беренгария и Джоанна по-прежнему оставались с нами, так что Ричард решил сделать рождественские увеселения запоминающимися. Был задан роскошный пир — насколько роскошным может быть пир в палатках, по крышам которых непрестанно барабанит дождь. Ну, хотя бы угощение было знатным, а вино лилось рекой. Еще мне удалось проскользнуть в шатер Джоанны незамеченным — это оказалось нелегко, так как повсюду лежала вязкая грязь, а число часовых удвоили. Согревшись от огня жаровен, мы лежали в обнимку, смеялись и болтали всю ночь напролет. Занимались мы и другими вещами, приятными и памятными в одинаковой мере, и уверяли друг друга в вечной любви.

Как коротки такие минуты! Очень скоро суровая действительность напомнила о себе.

Несколько дней спустя после Рождества войско, воспользовавшись коротким перерывом в ливнях, переместилось в Байт-Нубу, всего лишь в двенадцати милях от Иерусалима. Все много ликовали и восторженно ожидали, что не далее как к середине января мы изгоним сарацин из города. Мне доводилось даже слышать речи о том, что стоит нам нанести сильный удар и враг побежит, а мы прямо на Новый год войдем с триумфом в Священный город.

Ничего подобного не произошло. Погода сделалась еще хуже. С гор, воя, налетали штормы, норовя сорвать палатки. Оползни угрожали окраинам лагеря. Землю развезло от проливных дождей так, что нога уходила в нее по колено. Россказни про утонувших в грязи людей были именно что россказнями, а вот многие повозки действительно пришлось бросить, так сильно они увязли. Отчасти утешало, надо полагать, то, что несчастных мулов можно было забить и пустить в пищу.

К одиннадцатому января лета Господа нашего 1192-го Ричард решил, что с него довольно. Благополучно отослав Беренгарию и Джоанну в Яппу — наше с Джоанной расставание было трогательным до слез, — он с моей помощью полностью сосредоточился на отступлении к побережью.

Французы, как все знали, были против решения короля. Не исключался даже раскол в войске.

Ближе к вечеру того дня мы с Ричардом ждали в его шатре, когда соберутся предводители различных отрядов. Передняя была тщательно завешана коврами, с полдюжины жаровен пылали вовсю, чтобы согреть воздух, однако завывавший снаружи ветер использовал любую щелку или трещину, чтобы просочиться внутрь. Ледяной сквозняк гулял по ногам и заползал за шиворот, заставляя меня радоваться тунике из самой толстой пряжи.

Де Бетюн был здесь, а де Шовиньи отправился в Рим, чтобы выведать как можно больше о Джоне. Как выразился король, лучше знать о происходящих событиях хоть что-то, чем не знать ничего.

— Печальный сегодня день, Руфус. — Ричард расхаживал по шатру и рассуждал вслух. Он посмотрел мне в глаза. — Да, мне ненавистна мысль об отступлении. Быть может, лучше сказать, об отходе.

— После стольких усилий, сир, это кажется каким-то… неправильным.

— Если останемся, будет гораздо хуже. Ты ведь слышал доклад Ральфа Безаса. По мере наступления зимы начинают свирепствовать холера и кровавый понос. Сотни, если не тысячи воинов умрут только от этих болезней, не говоря уже о жертвах голода и других несчастий. Для лошадей и мулов недостаточно припасов. Много животных падет.

— Да, сир.

Я вздохнул.