Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но…
– Сейчас или никогда…
– Но мы же уже!..
– Сердце мое не раскрывается больше этого. Тело мое не оголяется…
– Сейчас приду, – сказал я. – Только дай мне закончить эту часть…
Я взглянул на лежавший передо мной отчет.
– …Ты принимаешь меня как должное, Чарли.
И потому я снова поднял голову:
– Нет, не принимаю. Мне лишь нужно перебраться через несколько последних вопросов…
Бесси покачала головой. Дотянувшись у меня из-за плеча, она схватила книгу у меня со стола.
– Ты еще ее не дочитал?
– Эй, а ну отдай-ка!..
– Почему? О чем ты читаешь сейчас?
– Ни о чем. Отдай!..
Бесси раскрыла книгу там, откуда торчала закладка, и прочла название главы, на которой я как раз остановился:
– «Глава тридцать пятая… – прочла она демонстративно и с выражением, словно стояла на сцене. По-прежнему голая и бесстыжая, она продолжала так же театрально: – …Распознаем, когда семестр действительно завершен… и как закончить его с изяществом…»
На слове «изящество» она крутнулась неуклюжим пируэтом.
– Отдай сейчас же!
Но она не отдала. Держа книгу перед собой на вытянутой руке, она принялась читать:
* * *
{…}
Как и всё в природе, чувства полового влечения, которые член преподавательского состава может испытывать к другим представителям своей профессии, склонны со временем утихать. Это так же естественно, как печальный конец любого некогда радостного и многообещающего предприятия. Ровно так же, как постепенно завершаются семестры нашей юности – этапами, что наступают и исчезают незамеченными, – так и наше романтическое расположение может увядать со сменой времен года. Начало этого путешествия наверняка будет отмечено чистой надеждой и оптимизмом новизны: неприкрытая нервозность, когда впервые входишь в новый класс; приподнятость первой пробной дискуссии в этническом ресторане. Вскоре же – и неощутимо – наступает неотвратимое успокоение: гаснет возбуждение, пропускаются занятия, не приходится на встречи, забываются дни рождения и прочие события. По мере того как корни пускают привычка и самодовольство, неизбежно допускаются кое-какие вольности. И пока эти семестры проходят, юношеские грезы о величии угасают в разочаровании реальностью. Разоблачаются мифы первого свидания. Вскрывается ложь. Безвольно принятые решения. Обрезки ногтей с ног. Вздутое резюме. Все это как-то склонно сливаться воедино в конце семестра нашей жизни, словно перед студентом на грани провала вдруг предстает налетающий на него призрак экзаменационной недели.
Какого студента ни возьмите, решение покинуть занятия дается ему нелегко. Непросто и штатному члену преподавательского состава выйти из отношений, что некогда обещали так много. Однако преждевременное извлечение из них – явно более безопасный вариант. Извлекитесь слишком поздно – и могут возникнуть серьезные последствия. Извлекитесь слишком рано – и можете отказать себе в наградах за свои начальные усилия. Как и во множестве всего в жизни, следовательно, здесь тоже все сводится к верному расчету времени. И потому решение это и впрямь непросто. Свежеошеломленная, стремящаяся к получению степени студентка может остаться и слепо продолжать свои целенаправленные движения, что привели ее к этой точке во времени и пространстве, а вот преподавателю, отказавшемуся от любых претензий на любовь, останется лишь унять свои авансы, покуда последствия его усилий не зайдут попустительски слишком далеко. Но когда именно? Вот вопрос, ставивший в тупик величайших в мире любовников и породивший основную массу человечества. Ибо ни «почему», ни «как» так не конфузят великого любовника, как вечный вопрос: когда?
{…}
* * *
– Что означает эта белиберда, Чарли?
– Ничего она не означает…
– Вот как?
– Да.
– Ну а должна?
– Нет, не должна.
– И все-таки во всем этом должно же быть какое-то большее значение, – сказала она. Скользнув руками мне в трусы поглубже, она повторила: – Тут должно быть что-то сверх этого!
– Извини меня, Бесс! – сказал я и, схватив ее запястье, вынул ее руку у себя из трусов. – Все это вообще – неправильно. Не так я все это планировал. Эти выходные. Семестр. Все вот это вот.
Бесси хмыкнула. Затем внезапным движением скинула с себя полотенце, и оно упало на пол у ее лодыжек. Теперь она стала гораздо явленней, чем прежде. Груди ее полны и округлы. Мокрые волосы распущены по плечам.
– Люби меня, – сказала Бесси. – Пока воды мои еще текут.
Я попробовал было что-то сказать. Но не успел – перебил женский голос.
– Нет! – возразила Бесси. – Тебе нужно вернуться в конференц-зал! Они тебя ждут!
И вот так, стараясь ни в чем не запутаться, я переступил упавшие трусы и направился обратно по коридору к конференц-залу по-прежнему с ножницами в руке.
* * *
– О боже мой! – взвизгнула преподавательница этики, когда я вошел в конференц-зал. – Что стало с вашей бородой? Вы ее что, ножом для стейков подравнивали?
– Или эмаскулятором, – добавила инструктор медсестринского дела. – Постойте, давайте я вам принесу салфетку остановить кровь из этих порезов!..
– На это нет времени! – возразил я. – Мы почти что завершили наше заседание, дамы и господа, и осталось нам совсем немного! – Взметнув палочку к лекционному блокноту, я призвал симфонию обратно к заседанию. – Давайте перейдем к следующему великому вопросу, что скажете? Эй, Бесси!..
Бесси перевернула большой лист и явила следующую страницу:
ВОПРОС: Опишите, пожалуйста, свою идеальную рождественскую вечеринку.
– Ну что же, – сказал я. – Как видите, следующий вопрос касается очень важной проблемы нашего кампуса. Многие годы общинный колледж Коровий Мык проводил рождественскую вечеринку, и она была событием объединяющим… – Шикарным жестом я взмахнул палочкой, чтобы показать, что теперь наше заседание вступило в бодрую фазу.
– Господи Иисусе, поосторожней вы с этими ножницами!.. – взвизгнул кто-то и пригнулся.
Я продолжал:
– …Наша рождественская вечеринка исторически служила событием объединяющим, но в последнее время она целиком стала чем-то совсем другим. В последнее время, видите ли, ее изъяли из контекста и использовали как орудие в битве двух соперничающих фракций нашего кампуса. Ее кооптировали. Ее нагнули и оскорбили действием, как студентку, учащуюся по студенческой визе творческому письму здесь, в тысяче миль от своей родины. И потому нам бы хотелось спасти ее – сохранить ее достоинство, пока не стало слишком поздно. Но для этого придется начать с самого начала.