У солдата есть невеста - Александр Зорич

Три дня он пьянствовал и обжирался, развлекая челядь Зигмунда байками о сокровищах Офира и Пунта, о коварстве африканских колдунов и любострастных повадках морских ведьм.

Засыпал он неожиданно, прямо посреди рассказа, да так и спал до утра, сжав руками виски.

С каждым днем угощение становилось все более скудным – небогатые кладовые Зигмунда стремительно истощались.

Когда на четвертый день Конан, по своему обычаю заспавшийся за полдень, обнаружил, что на обед подали вареную чечевицу с мелко порубленными кубиками сала – старого, адски соленого, с прослойками мумифицировавшегося мясца – он смекнул, что пришла пора переходить к цели своего визита.

– Тут у вас, говорили, дракон есть один…

– Прозывается Фафниром, – отвечали ему домочадцы Зигмунда с льстивыми переливами в голосе. – Живет в потаенной пещере, в горах на острове Гнитайхед.

– Желаю видеть тварину!

– Неужто совета будете просить?

– Я? Совета? – недоуменно вытаращился Конан, но потом, словно бы что-то важное сообразив, добавил: – Ну, можно и так сказать, что совета… Завтра же отправлюсь к нему. Вот только проводник мне надобен!

В проводники тут же вызвался королевич Зифрид, все предыдущие дни бледной тенью скользивший по закраинам Конанова кутежа – спиртное ему еще не дозволялось, а на трезвую голову побасенки киммерийца воспринимались неважно, казались вязкими, путаными.

Не то чтобы шумливое, скверное общество Конана королевичу до того нравилось, что он любой ценой хотел продлить его власть на неделю. Причина была другой – Зигфрид и сам уже который месяц собирался к дракону за эпохальным научением, да все не видел для выступления подобающего знака. И вот он! Одним выстрелом – двух зайцев!

Брат Атаульф встретил известие о намерениях королевича ленивой ухмылкой, папаша Зигмунд второпях благословили.

Дорога к обиталищу дракона Фафнира петляла, уводя Конана и Зигфрида все выше в горы, к хребту Глёрбьёрг.

Редели перелески, дряхлела трава, деревца стонали под гнетом ветра и своего сколиоза. Придорожные камни все плотней обрастали лишайниками.

С недоумением глядели со своих заоблачных насестов на людишек, которые пыхтели на крутых подъемах, крупные крутогрудые птицы…

В пути Конан был неумолчен – он не давал молодому королевичу и рта раскрыть, ошибочно полагая его парнишкой неразговорчивым и недалеким. А когда спрашивал что-то, почти не слушал ответов. Зато сам охотно предавался воспоминаниям. Но, бывает же, на этот раз Зигфриду понравилось слушать байки Конана. По сравнению с давешними застольными беседами, горные рассказы отличала сжатость изложения и чеканный лаконизм суждений. Эффектные идиомы тоже подкупали: «хрен в сумку и два сбоку» – запомнил Зигфрид. Сам же Конан полагал, что именно за столом он блистал, а на горной тропе так, просто чтобы не молчать.

Во время первой ночевки Зигфрид, которого взяла в оборот недобрая госпожа бессонница, долго рассматривал лицо своего спутника с крепким подбородком, точеным, каким-то по-девичьи правильным, носом и капризными мальчишескими губами.

Подкармливая хворостом ночной костер, Зигфрид чувствовал себя трижды настоящим мужчиной.

Первое: ему позволили идти к Фафниру. На полгода раньше срока!

Второе: его спутником стал не какой-нибудь вчера отпраздновавший совершеннолетие сын пекаря-лекаря, а легендарный (с каждым днем эта легендарность становилась в глазах Зигфрида все более неоспоримой!) Конан Киммериец.

И главное: скоро речушка его жизни найдет себе новое привольное русло – какое именно, укажет прорицание Фафнира.

Без драконьего совета никак не понятно было Зигфриду, куда течь.

Хоть и был он сыном короля, но все-таки сыном младшим. И по законам наследования батавов, все отцовское имущество, его земли и трон, отходили к Атаульфу (Конан называл Атаульфа «редкой сволочью», Зигфрид хоть и возражал для виду, но внутренне был с киммерийцем согласен.) Общественный уклад предоставлял Зигфриду некоторое количество достойных альтернатив – например, можно было стать епископом (Конан говорил «жрецом») или, допустим, друидом, можно – звездочетом, воином. Проблема была в том, что вариантов существовало чересчур много. Причем все они нравились энергичному и любознательному Зигфриду приблизительно в равной, и – достаточно высокой – степени.

О мудрости и прозорливости Фафнира соотечественники Зигфрида были самого преувеличенного мнения. «Вот он пусть и решит…»

Два года назад Зигфрид уже ходил к Фафниру вместе с отцом. Батюшка алкали универсальных геополитических советов, чтобы и рыбку съесть, и с франками не рассориться. Королевичу было велено запоминать дорогу. Он послушался, благодаря чему теперь мог исполнять обязанности проводника (некоторые тропы он запомнил прямо-таки фотографически). Однако в святая святых, в пещеру, закрытую хитроумной механической дверью, где собственно и жил Фафнир, Зигфрида тогда не пустили. Возрастной ценз.

Сопровождая благожелательно-рассеянными кивками очередные излияния киммерийца, Зигфрид предавался опасениям: а вдруг он не сумеет справиться с механизмом двери? Королевич смутно помнил, там должен быть какой-то ключ, а плюс к тому – еще и рычаг, который приведет в действие особую машину, созданную некогда знаменитым кузнецом Регином. Вода изольется из одного резервуара в другой, сила потока оживит приводной механизм и дверь-великанша отворится.

Однако опасения оказались напрасными.

Дверь легко поддалась, Зигфрид и Конан вошли.

В пещере оказалось душно, запашно, жарко и даже светло – последнее обстоятельство обеспечивали мириады самоцветов, светящих, в полном соответствии со своим названием, самостоятельно – ими были густо усеяны стены. При виде этого великолепия Зигфрид едва сдержал вопль восторга. А вот духота, запахи и беспорядок оставили Зигфрида равнодушным. Откровенно говоря, в его горнице было немногим опрятнее. Жара даже порадовала – как ни храбрись он перед Конаном, как ни выставляй себя закаленным ледовитыми ветрами северянином, а за последний, особенно высокогорный день он промерз до мозга костей.

Зигфрид искоса посмотрел на Конана – тот сверкнул ответной улыбкой. Знать, тоже радовался теплу, свету, безопасности.

Да-да, Зигфрид чувствовал себя в полной безопасности.

Для него Фафнир был чем-то вроде доброго прапрадедушки народа батавов, его народа – он существовал всегда, как небо и море, он все знает, он не допустит дурного и окажет содействие доброму.

Улыбка Конана успокоила Зигфрида – он хорошо помнил, как злился и возмущался киммериец давеча, когда Зигфрид отдал его меч вместе со своим на сохранение священному ясеню – оба клинка тотчас намертво вросли в его древесную плоть.

Там, возле ясеня, Зигфрид добрых два часа успокаивал беснующегося варвара (тот пытался вырвать свой клинок из плена, разумеется, безрезультатно). Объяснял, что к дракону нельзя с оружием. Такая, мол, традиция, иначе не примет и даже не покажется.