В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле

И вот, случилось так, о чем уже шла речь, что синьора Павони пожелала в одиночку завершить свое благое дело, но, несмотря на все усилия, сбор оберток шел не так быстро, как того хотелось бы, особенно маленькому негритенку. Так проходили годы в сердце Африки, а объявленная посылка все не поступала. Маленькие товарищи по рабству Мбумбы злорадно хихикали, когда видели каждый день, как он медленными шагами возвращается с почты: снова ничего. А тем временем другие негритята, которым были впоследствии назначены посылки со станиолевыми обертками от других добросердечных дам, один за другим освобождались, и в конце концов Мбумба остался единственным негритенком, томящимся в рабстве. Но в ожидании освободительного пакета он рос на глазах, и уже совсем потерял надежду получить посылку, как вдруг однажды утром прибыл курьер, размахивая каким-то листком и крича издалека:

— Пляши, кум Мбумба, пришла посылка!

Может, кому-то покажется странным, что в сердце дикой Африки можно встретить курьера-негра, который выражается таким образом. Но это находит свое объяснение. Все знают, что в Италии среди многочисленных литературных лагерей имеются два, участники которых различают писателей на основе своеобразного критерия; иными словами, они различают писателей не потому, что те хорошие или плохие, романтики или приверженцы классицизма, блондины или брюнеты, как это было бы логично, но просто потому что пишут на темы, касающиеся исключительно городской жизни, либо на темы из жизни деревни. Эти лагеря, каждый из которых, заметим попутно, насчитывает по несколько сот тысяч сторонников, смертельно ненавидят друг друга. За несколько лет до событий, составляющих предмет нашего повествования, потерпел крушение вблизи побережья Африки корабль, груженый итальянскими романами и новеллами, принадлежащих перу наших писателей-деревенщиков. И кто знает, сколько произошло бы несчастий, если бы это были произведения бытописателей городской жизни. Но к счастью, как мы уже сказали, то были книги писателей противоположного лагеря, и весь вред ограничился следующим: негритянский почтальон жадно прочитал эти произведения, чтобы получить представление о хваленой белой цивилизации, и взял за образец почтальонов или курьеров, в них изображенных, полагая, что они действительно существовали; а между тем всем известно, что эти могучие образы лишь являются плодом яркого воображения наших представителей деревенской прозы.

Во всяком случае, почтальон с озера Чад был единственным письмоносцем в мире, который издалека махал конвертами по адресу получателя, крича при этом: «Пляши, кум Такой-то, тебе письмо!» — как об этом сообщают в вышеупомянутых произведениях. К великому сожалению почтальона негра, в его племени не было никого по имени Оресте, а то бы он кричал, размахивая письмом: «Пляшите, кум Оресте» и все остальное. А в часы досуга, ближе к вечеру, сидя на берегу большого озера Слоновьих Бивней, наш добрый почтальон мечтал. Он грезил, что в его племени есть человек по имени Оресте, что у этого Оресте есть сын по имени Антонио, что этот Антонио, уменьшительно — Тонио, пошел в армию, долго не писал, отчего старик-отец сильно переживал, и вот наконец однажды пришло письмо от Тонио. И вот тогда!..

Среди пальм и дюн вокруг великого молчаливого озера, вечернею порой добрый почтальон далеко улетал в своих грезах, забываясь: внезапно он вскакивал и в тишине полного одиночества, размахивая воображаемым конвертом, кричал:

— Пляшите, кум Оресте! Пришло письмо от вашего сына Тони из армии!

Итак, когда почтальон принес весть об освобождении, бедный Мбумба уже не был негритенком; мало-помалу он вырос в гиганта-негра исполинских размеров. Тем не менее, он закричал:

— Свободен! Наконец свободен!

Разжегши костер, он исполнил вокруг него танец радости, попрощался с друзьями и уехал к свободе, к жизни.

— И таким образом, — закончил негр свою историю, — я здесь, свободен и волен устраивать свою жизнь, как мне заблагорассудится.

Он повернулся к старухе, и поскольку кто-то из окружающих проорал, что старуха глуха, завопил:

— Я приехал в особенности для того, чтобы поблагодарить синьору.

Старуха улыбнулась, покачав головой.

— И потом, — продолжил мавр, — я хотел бы попросить вас об одном одолжении.

Старуха нахмурила брови, а негр продолжал:

— Поскольку вы были столь любезны, что освободили меня, не могли бы вы завершить свое благотворительное дело, ссудив мне немного денег, чтобы достойно прожить первые дни на свободе? А то я прямо не знаю, как жить дальше.

Но старуха, вдруг оглохши хуже пня, замотала головой и в конце концов сказала утробным басом:

— Ничего, ничего. Благотворительность я уже совершила и больше знать ничего не желаю.

Негр обернулся к окружающим, улыбаясь:

— Я здесь, — сказал он, — совершенно свободный…

— Хорошо, хорошо, — сказал Павони, — что-нибудь для вас сообразим.

Он в самом деле думал, не взять ли его себе в услужение.

— Еще одно, — сказал негр в смущении, — я со вчерашнего дня не ел, и у меня накопился волчий голод…

Павони быстро отошел от него, его примеру последовали Изабелла и Ланцилло, а глухая старуха с трудом поднялась и потащилась к выходу.

— Мне бы поесть чего-нибудь, — продолжал чернокожий.

— Арокле, — крикнул Павони, лицо которого побледнело, — негр хотел бы поесть…

Арокле, который в этот момент входил в сад, отскочил назад.

— Это вы мне? — воскликнул он. — А я-то тут причем? — Увидев, что негр сделал к нему шаг, он завопил: — Не приближайтесь ко мне, а то закричу!

Все встали на почтительном расстоянии от негра. Негр понял и улыбнулся:

— Я не ем людей, — сказал он, — я ем все что угодно. — Пока Арокле накрывал ему на отдельном столике, он добавил: — У меня в Африке осталась невеста. Если бы ее тоже удалось освободить…

— Этим, — добродушно сказала старуха, — могу заняться я, если…

Она бросила многозначительный взгляд на сына.

— Хорошо, — сказал Павони, — я принесу тебе коробку конфет.

Они вышли, положив этим простым поступком конец нашему роману.

Пока негр ел, Арокле приблизился к нему на цыпочках.

— Послушайте, — сказал он ему, — сейчас, когда вы начали цивилизоваться, вам понадобится имя. Почему бы вам не взять мое? Я его охотно вам уступлю.

— Это надо посмотреть, — ответил негр, — во всяком случае, я готов обсудить. Как тебя зовут?

Арокле покраснел до корней волос.

— Арокле, — прошептал он.

— Господи боже мой, — воскликнул негр, — ты мне говоришь такое имя, когда я ем! — Он отставил тарелку и сказал: — Уноси и поскорее. У меня пропал аппетит.

Смущенный и пристыженный, Арокле начал убирать со стола, печальными шагами лавируя между стульями. Поскольку в этот момент в сад заглянули две влюбленные пары, которые желали насладиться видом вечернего моря, Ланцилло отвел его в сторону.